Антия вдруг ощутила себя бесполезной и никому не нужной.
– Помоги ей, – попросил дядя Бриннен. – Ты ведь можешь.
Антия подумала, что им нечего предложить этому Верну. И сейчас он откажется, и они с дядей Бринненом пойдут домой, и вечером, когда Антия уйдет в свою комнату, он напьется на кухне в стельку и будет негромко петь о солдатах в плену, а Антия, наверное, все-таки сможет заплакать.
День выдался жаркий, но Антию начало знобить.
– Могу, – кивнул Верн, и Антия увидела, как резкое облегчение отразилось даже в позе дяди Бриннена. Он как будто даже стал выше ростом. – Но я не обещаю, что мы все-таки вернемся.
– Спасибо, – выдохнула Антия, и Верн улыбнулся.
– Надо же, она умеет говорить! Я еще не сказал, что помогу, ваше высочество.
Антия почувствовала себя бабочкой, приколотой к картонке. Холод, пронзивший ее живот, был таким жгучим, что она едва не вскрикнула.
– Я уже давно не «ваше высочество», – поправила она. – Вы правда спускались в подземелья?
Улыбка Верна стала еще шире. Антии казалось, что к ее лицу снова прикасаются невидимые пальцы, но сейчас это не было неприятно.
– Да, я спускался туда, – кивнул Верн. – Там не так темно, как кажется. Там много воздуха и зелени, и Солнечный Кормчий плывет по небесной лазури, и свет его лица заливает дворцы и лачуги…
Солнечный Кормчий? Антия нахмурилась.
– Вы знаете владыку Ардиона? – выпалила она. Неужели это был не просто сон?
В ту же минуту Верн вскочил с гамака и, сжав левой рукой лицо Антии, заглянул ей в глаза. Взгляд был обжигающим и таким яростным, что у Антии зашевелились волосы на голове. Так страшно ей не было, даже когда она бежала с дядей Бринненом по подземному туннелю.
Все в ней заледенело от ужаса. Антии казалось, что с ее губ срываются облачка пара, а сухие твердые пальцы вминаются в кожу, словно в глину. Уши наполнил звон, и за страхом проступила злость.
– Эй! – Антия поняла, что дядя Бриннен схватил Верна за плечо, готовый в любую минуту вывернуть ему руку. – Что с тобой?
Какое-то время Верн еще сжимал щеки Антии, а затем оттолкнул ее от себя и выплюнул:
– Нет. Я с ней не пойду, Бриннен.
Дядя Бриннен оторопело посмотрел на него, словно не мог поверить в то, что услышал. Яблоневый сад растекся мягкими акварельными мазками, и Антия поняла, что все-таки смогла заплакать.
Вот теперь все кончилось. У нее больше не осталось надежды.
– Но… почему? – воскликнул дядя Бриннен, и его лицо исказила судорога. Верн смотрел на него с горечью и отчаянием.
– Нет, – произнес он. – Если Небо на ее стороне, она пройдет. А меня в это не втягивайте. Хватит с меня подземелий и черных птиц.
Верн тряхнул головой, сунул руки в карманы брюк и быстрым шагом двинулся в сторону дома – холодный, упрямый, какой-то неживой.
Антия села в траву, уткнулась лицом в ладони и разрыдалась.
Ему казалось, что над садом лежит тень. Темно-синяя тень летящей сипухи с золотыми проблесками у глаз и клюва. Вот она спускается ниже, и яблони уходят во мрак.
Когда незваные гости покинули сад, Верн снова лег в гамак, взял блокнот, но те пошлые слова, которые он обычно писал не задумываясь, куда-то ушли. Некоторое время он лежал, глядя, как по яблоневым ветвям скачет птичка, и вслушиваясь в пустоту в себе, а затем услышал:
«Хочешь подняться к солнцу? Крыльев-то хватит?»
Ардион говорил спокойно и уверенно, да он всегда и был таким. Старший брат, наследник, король. Кто бы посмел протянуть руку и отобрать то, что принадлежало владыке по праву? Верн не собирался этого делать. Его вполне устраивала
Правая рука снова начала ныть. Сколько уже ее нет? Пять с половиной лет прошло, а все ноет, и несуществующие пальцы зудят и пытаются сжаться в кулак.
Рассказать бы Ардиону о том, как он, калека, валялся в грязи столичных трущоб, как пытался украсть ломоть хлеба и загремел за решетку, как вышел оттуда, понимая, что идти некуда. Пожалуй, старшему брату понравилась бы эта история. Верн, бывало, слушал его с разинутым от удивления ртом.
Потому-то до сих пор и больно.
Прошло пять с половиной лет, а Верн все никак не мог отделить любимого брата от владыки, который лишил его руки.
– Верн!
Он обернулся: из-за забора выглядывал сосед, и был он уже настолько пьяный, что смотреть стыдно. Неудивительно – в этой семье такое было в порядке вещей, а тем более и повод нашелся. Не каждый день старшая дочь становится избранной девой.
– Чего тебе?
– А ты это… – Сосед икнул, наполнив яблоневый сад сивушным духом. – А ты это, иди, выпей с нами? – Он вдруг всхлипнул и мазнул грязной ладонью по лицу. – Доченьку же мою выбрали, в пирамиду пойдет.
«Тварь ты пьяная, – с неожиданным гневом подумал Верн. – Ты даже не понимаешь, какую именно дочь у тебя отнимут».
Он вдруг вспомнил, как познакомился с Бринненом: тот упал на улице, Верн помог ему, и они выяснили, что безрукий калека поднял безногого. Рассмеялись, разговорились, подружились – и вот Бриннен привел к нему Антию. Верн чувствовал, что этим все и закончится.