– Вот видишь, Григорий. Тогда так было, теперь иначе, а суть одна – власть крепкая нужна.
– И порядок, – с готовностью добавил Кабанов.
Скворцов не стал спорить, а лишь подумал: «В роль наш генерал вошел окончательно. Это хорошо, уверенность в победе – залог успеха. Если сам не веришь, то и тебе никто не поверит. Поэтому я в свое время и проиграл».
– Горбатенко, Горбатенко… – забубнил Кабанов, – мне он уже поперек горла стоит. И что в нем люди находят? В нем же от настоящего мужика ничего нет: мягкий, скользкий, голос визгливый, задница у него чисто бабская…
Скворцов удивленно вскинул брови. Он довольно неплохо знал основного соперника Кабанова, видел его не раз, но подобные аналогии раньше Скворцову в голову не приходили. Теперь же он почувствовал, что генерал удивительно четко подметил то, что и его самого раздражало в Горбатенко, – женские бедра.
«Звериное чутье у Гриши, – решил Скворцов, – чем и силен».
– Горбатенко мы Нестеровым нейтрализуем, как договаривались, – шепотом произнес Скворцов. – Он к нему в доверие втерся, а потом сам его в последний момент и пробросит. Так что ты не удивляйся, если у Горбатенко дела в гору идут.
– Его так раскочегарили, что теперь черта с два остановите.
– Мы тебе потом неубиенный козырь в руки дадим.
– Гитлер тоже до конца войны в секретное оружие верил, – усмехнулся Кабанов, – только шиш ему это помогло. Я, Саша, после того как в политику ввязался, спать плохо стал.
– Это со всеми происходит.
– И дура моя говорит, на хрена, мол, тебе в депутаты лезть?
Уточнять, кто такая «дура», Скворцов не стал, ясно было, речь идет о жене.
– Неприятные у меня известия, Гриша, появились.
– Говори, я человек военный, все выдержу.
– Что-то они в администрации против нас задумали, копать под нас начали.
– Что именно? Я человек честный, непродажный, на меня ничего не нароешь.
– Ты уверен, Гриша?
– Вот тебе крест, – пообещал Кабанов.
– Не знай я тебя, не поверил бы. Генерал, в группе западных войск служил… Когда наши из Германии уходили, ты ничего с этого не поимел?
– Обижаешь, Александр. Ты же у меня дома был, все видел своими глазами. Другие воровали, а я, дурак, думал, что о нас в Союзе позаботятся. Не я, Саша, а такие, как ты, постарались страну распродать да разворовать.
Скворцова забавляла показная принципиальность Кабанова, но он пытался остаться серьезным.
Странным образом в генерале уживались два абсолютно разных человека: один недалекий честный служака, тоскующий по распавшейся стране, где ему жилось лучше, чем другим, и другой – способный затевать грязную, замешанную на чужих деньгах политическую интригу вместе с бизнесменом и бывшим политиком, сохранившим кое-какие связи в правительстве.
«Можно подумать, он отказывается от денег, которые ему Нестеров предлагает? Можно подумать, он потом бескорыстно в Думе голосовать станет?»
– Я в тебе не сомневаюсь, Гриша, но человек слаб, всякое могло в те годы случиться.
– Мне бояться нечего.
– Все равно остерегайся, они на нас обязательно с какой-нибудь стороны да наедут. Главное – момент не пропустить.
– Удар я держать умею, – с гордостью сообщил Кабанов.
– Смотри, Гриша.
Скворцов почувствовал себя неловко, когда доставал из кармана пухлый конверт.
– Нестеров передал на премии людям из твоего штаба. Студентов найми, чтобы они твои портреты ночами расклеивали.
– Я придумал, – зашептал Кабанов, – студентам немного сверху приплачу, они не только клеить будут, но и портреты Горбатенко срывать.
– Этого не надо, – возразил Скворцов.
– Почему?
– Сегодня об этом рано говорить, но не надо срывать.
Нестеров в него деньги сейчас вкладывает.
Пусть он с тобой во второй тур выйдет, тогда мы его и уроем.
– Как? Погоди! Нестеров его тоже финансирует?
– Это хитрый ход такой, Гриша, не переживай, мы на твоей стороне. Все в свое время сделается, – Скворцов не хотел выдавать Кабакову свои с Нестеровым планы. Актером генерал был никудышным и поэтому должен был свято верить в то, что говорит.
Опасения Скворцова насчет принципиальной честности Кабанова не оправдались: генерал абсолютно спокойно принял деньги Нестерова, особо не таясь, заглянул в конверт.
– Это хорошо, что мелкими дал, – разглядывая двадцатидолларовые купюры, проговорил он. – Легче будет со студентами расплачиваться. Не боишься со мной, Саша, открыто встречаться?
– Какой страх? – пожал плечами Скворцов. – Есть места, где все могут бывать, быт всех уравнивает: автодром, рыбалка, театр…
– Я в театр не хожу, – гордо сообщил Кабанов.
– Станешь депутатом придется.
– Концерт – другое дело, а в театр – тягомотина…
– Поехал я, – Скворцов вновь ощутил силу генеральской руки. – Людей тебе хватает?
– Вроде хватает. Только не нравится, что они одно слово знают – деньги. Ни шага без денег не сделают.
– Время сейчас, Гриша, такое.
– Тяжелое время, – кивнул генерал.