Читаем Филип Дик: Я жив, это вы умерли полностью

На столах покоились стопки старых журналов. Дик методично и рассеянно читал их. Однажды он наткнулся на небольшую статью, описывающую один из множества удручающих случаев, очередную врачебную ошибку. Речь шла о трехлетнем мальчике, которого родители привели в больницу на безобидную операцию. Его обещали выписать уже на следующий день. Но анестезиолог ошибся, и после нескольких недель безуспешного лечения мальчик так и остался на всю жизнь глухим, немым, слепым и парализованным.

Дочитав статью, Дик почувствовал, как к его горлу подступает ком. И до самого вечера он просидел неподвижно, ошеломленный этим ужасом. Никогда еще ему не было так плохо. Он не мог думать ни о чем другом, кроме как о страшном пробуждении маленького мальчика. В тот момент, когда он, в полнейшей темноте, приходит в себя. Сначала малыш беспокоится, но не слишком, уверенный, что все будет в порядке. Где бы он ни был, его родители наверняка рядом. Они зажгут свет, поговорят с ним. Но ничего не происходит. Ни единого звука. Малыш пытается пошевелиться, но у него ничего не получается. Пытается закричать, но даже не слышит себя. Возможно, он ощущает прикосновения других, чувствует, как ему открывают рот, чтобы покормить. Возможно, его кормят через зонд, в статье об этом ничего не говорилось.

Его родители, персонал больницы, все столпились вокруг мальчика, вне себя от ужаса, но он этого не знает. С ним невозможно общаться. Энцефалограмма показывает, что пациент в сознании, что кто-то есть за его восковым и искаженным лицом, за его невидящими зрачками, но абсолютно невозможно узнать, что именно этот кто-то, этот ребенок, замурованный заживо, пытается прокричать в тишине от ужаса. Никто не может объяснить мальчику, что происходит, да и кто бы осмелился? Как, когда он поймет, что с ним произошло? И что так будет продолжаться до самой смерти, так будет всегда? Как думает трехлетний ребенок? Он ведь уже говорит, он способен немного рассуждать об абстрактных понятиях. Кристофер уже достиг этого возраста и начал задавать вопросы о смерти.

В такие моменты особенно необходимо иметь возможность молиться, быть уверенным в том, что кто-то слышит твою молитву и внемлет ей. Господи, сделай так, чтобы этот ребенок умер, или же, но это, по сути, то же самое, заполни Своим светом темноту, в которую Ты его поместил. Возьми его в Свои руки, покачай его, чтобы малыш не чувствовал в вечной темноте ничего, кроме Твоей бесконечной любви.

Ночью Дик не мог заснуть, его наполнила какая-то необъяснимая грусть.

Он точно встретился с чем-то, предчувствовал что-то на протяжении всей своей жизни, но это был не Бог и не дьявол. Это была Джейн. У него никогда не было другого партнера, другого соперника, кроме его умершей половинки. Все двигалось по замкнутому кругу. Его жизнь, странные истории, которые он придумывал, были всего лишь бесконечным диалогом между Филом и Джейн. И неизвестность, от которой он страдал, которая послужила материалом для его книг, сводилась к желанию узнать, кто из них двоих был марионеткой, а кто — чревовещателем. Был ли реальным мир, в котором жил он и, подобно медиуму, вызывал Джейн под различными одеяниями, божественными и дьявольскими, или же это всего лишь могила, черная дыра, вечная тьма, где обитает Джейн и представляет своего брата живым. Он всего лишь главный актер во сне покойной.

Или же умер он, а не Джейн.

Вот уже сорок восемь лет он лежит на дне ямы в Колорадо. А Джейн думает о нем в мире живых. Из двух вещей возможна лишь одна, но между ними нет разницы. Время теорий закончилось.

Всю свою жизнь он искал реальность, и вот она, эта могила. Его могила.

Он там.

Он всегда был там.

Маленький мальчик из статьи, это он.

На этот раз — никаких сомнений, никакой истины за этой последней истиной. Дик знал, что прибыл на конечную остановку.

Он также прекрасно понимал, что следовало забыть это знание. Свет солнца лучше искусственного, но искусственный свет лучше тьмы. Утверждать обратное было бы бравадой.

Он, вероятно, все забудет. Он будет верить, что этой ночью изобрел очередную теорию, такую же, как и другие, излишне пессимистическую, но этому есть объяснение. Он вернется в мир иллюзий, к жизни, которую он, как он думает, ведет, он будет строчить свою Экзегезу, которую изобрел, чтобы надежнее спрятать голову в песок. Он будет добросовестно повторять, что отдаст свою жизнь за то, чтобы узнать наконец истину, что он ничего так не желает, как узнать истину, и, к счастью для себя, он забудет, что это неправда.

Это было похоже на сказку о трех желаниях, которая так нравилась ему, которую он так любил в детстве рассказывать Джейн.

Первое желание: я хочу знать истину, я хочу подняться вверх по реке забвения, я хочу, чтобы мне показали дно мешка.

Исполнено.

Второе желание: я хочу забыть ее, никогда больше не думать о том, что я увидел, забыть историю про мальчика, забыть эту историю о трех желаниях, забыть о том, что у меня есть право на третье желание. Я хочу все забыть.

Исполнено.

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
След в океане
След в океане

Имя Александра Городницкого хорошо известно не только любителям поэзии и авторской песни, но и ученым, связанным с океанологией. В своей новой книге, автор рассказывает о детстве и юности, о том, как рождались песни, о научных экспедициях в Арктику и различные районы Мирового океана, о своих друзьях — писателях, поэтах, геологах, ученых.Это не просто мемуары — скорее, философско-лирический взгляд на мир и эпоху, попытка осмыслить недавнее прошлое, рассказать о людях, с которыми сталкивала судьба. А рассказчик Александр Городницкий великолепный, его неожиданный юмор, легкая ирония, умение подмечать детали, тонкое поэтическое восприятие окружающего делают «маленькое чудо»: мы как бы переносимся то на палубу «Крузенштерна», то на поляну Грушинского фестиваля авторской песни, оказываемся в одной компании с Юрием Визбором или Владимиром Высоцким, Натаном Эйдельманом или Давидом Самойловым.Пересказать книгу нельзя — прочитайте ее сами, и перед вами совершенно по-новому откроется человек, чьи песни знакомы с детства.Книга иллюстрирована фотографиями.

Александр Моисеевич Городницкий

Биографии и Мемуары / Документальное