Филип Рот

ТЕНОР. Однако ужас перед неволей моногамных отношений остался в нем надолго. Пройдет больше двадцати лет, прежде чем Филип Рот решится снова надеть на себя брачные узы. Тянутся одна за другой связи различной длины и страстности, но по большей части он живет один, в загородном доме в штате Коннектикут. Его уединение не доходит до таких крайностей, как у Сэлинджера, время от времени он появляется в нью-йоркских редакциях, в ресторанах, на церемониях вручения ему различных литературных наград, разъезжает по свету. Однако есть много черт, сближающих этих двух писателей. Например, равнодушие к природе. Алекс-Натан сознается, что у него ушло семнадцать лет, чтобы научиться опознавать дуб, и то лишь в случае, если на нем видны жёлуди. Другая общая черта — гневливость. В послевоенном поколении «сердитых молодых людей» Рот вполне мог бы побороться за титул «самого сердитого».

БАС. Поначалу мальчик Алекс-Натан был послушным ребенком, старался принять все правила и верования еврейской среды, внушаемые ему заботливой матерью. Однажды, глядя на снежный буран за окном, он спросил: «Мама, а в зиму мы верим?» Но постепенно примитивное разделение людей на хороших евреев и плохих гоев начало вызывать у него протест. Зачем нужны все эти идиотские кошерные правила с едой и посудой? Только для того чтобы дрессировать во мне слепое послушание? Почему я должен ходить в синагогу и слушать раввина, который несет чушь про доброго и справедливого Бога, карающего грешников и вознаграждающего праведников? Что ж, по-вашему, шесть миллионов евреев, погибших в Холокосте, все были грешниками, заслужившими свою судьбу?

ТЕНОР. Религиозные сомнения подростка хорошо воссозданы Ротом в раннем трагикомическом рассказе «Обращение евреев». Там четырнадцатилетний Алекс-Натан (скрывшийся под именем Ози), готовясь к бармицве, вступает в богословский спор с ребе Байндером, доказывая, что если Господь всемогущ, как утверждает Тора, то значит Он мог даже зачать Христа непорочным способом. Взбешенный кощунственной непокорностью ребе в конце концов дает мальчику пощечину. Ози в слезах убегает на крышу синагоги и грозит броситься оттуда на асфальт. Вызванные пожарные растягивают внизу сеть, но мальчик перебегает на другую сторону крыши. Внизу уже собралась толпа, мать и ребе умоляют беглеца не кончать с собой. Почувствовав свою власть над ними, Ози заставляет обоих опуститься на колени. А раввину приказывает вслух торжественно признать, что да, Господь мог произвести Христа от девственницы. Добившись своего, он прыгает в растянутую сеть.

БАС. Этот ранний сборник «Прощай, Коламбус!» (1959) вызвал большой гнев еврейской общины. Особенно возмутил читателей рассказ «Защитник веры», напечатанный также в журнале «Нью-Йоркер». Действие его происходит в военном лагере на территории Америки летом 1945 года. Солдат-еврей по фамилии Гроссбарт разными уловками пытается получать мелкие льготы от сержанта Маркса, тоже еврея. Пока речь идет о соблюдении еврейских праздников и о доступе к кошерной еде в общей столовой, Маркс нехотя идет навстречу солдату. Но потом он узнает, что Гроссбарту удалось связаться с еврейским писарем в штабе полка и подбить того вычеркнуть его имя из списка отправляемых на Тихоокеанский фронт. Возмущению Маркса нет предела, и он добивается, чтобы фамилию Гроссбарта вернули в список.

ТЕНОР. По поводу этого рассказа Роту пришлось давать объяснения представителям Антидефамационной еврейской лиги и собранию студентов ешивы. Его объявили антисемитом, обвинили в клевете и кощунстве. Разгневанные студенты спрашивали, написал бы он такой рассказ, если бы жил в нацистской Германии. Все это явилось настоящим шоком для молодого писателя. Оправдываясь, он говорил, что в юности собирался стать адвокатом, чтобы защищать людей от несправедливых преследований, и как раз намеревался предложить свои услуги Антидефамационной лиге.

БАС. Мечта о защите справедливости неизбежно приводит юношу к идее равенства людей. «Если это делает меня коммунистом, — вопит Алекс-Натан, — то и пусть… Это все же лучше, чем послушно молиться в синагоге, когда все уже знают, что религия есть опиум для народа. В Советском Союзе люди равны независимо от их расы, веры или цвета кожи. Мой коммунизм начнется с того, что я буду есть вместе с нашей черной кухаркой — за тем же столом, из той же посуды и то же самое, что ест она… У меня из ушей лезет сага о страданиях еврейского народа, которая ставит его выше других. Я хочу быть просто человеком, с теми же правами, что у всех!»