Свободный от тяжелой необходимости сражаться на два фронта, король Филипп мог наконец вступить в противоборство с Оттоном и его союзниками, не опасаясь молниеносного выпада со стороны короля Англии. Осмотрительный, он не отозвал к себе отряды, которые дал своему сыну. Оставив подле него многочисленное рыцарство, он был теперь вынужден мобилизовать многих людей из сельских и городских коммун и применять новшества на поле боя при Бувине.
«Год Бувина»[248]
Когда обитатели областей, расположенных в южной части бассейна Шельды, требовали возмещения военного ущерба от ревизоров-дознавателей, назначенных Людовиком Святым в 1247 году, они ограничивались тем, что датировали «годом Бувина» свои беды, случившиеся в 1214 году, а все прочие даты обозначали цифрами[249]. Очевидно, что это событие оставило глубокий отпечаток в коллективной памяти. В разных областях королевства многие считали эту победу короля Филиппа его главным свершением. Королевские и другие хронисты внесли в это свою лепту. В своих «Деяниях» Гийом Бретонец посвятил всего один лист битве при Мюре и целых двенадцать — битве при Бувине. Еще более многословный в своей эпопее «Филиппиды», он выделил для «года Бувина» целых три книги из двенадцати[250]. Это много для битвы, которая длилась всего лишь несколько часов. Точнее говоря, она состоялась в послеполуденное время, во второй половине летнего дня, но поздняя ночь положила конец лишь преследованию беглецов, тогда как настоящие схватки прекратились еще раньше.
В этом рыцарском обществе, которое предпочитало турниры военным сражениям, слишком опасным, безжалостным и непредсказуемым по своим результатам, полдня битвы при Бувине казались ошеломительными. Наконец битва, настоящая битва! Это была не какая-нибудь внезапная атака на арьергард и обозные фуры, как во Фретевале в 1194 году, или вылазка, несвоевременная, неожиданная и стремительная, завершившаяся в итоге битвой, как при Мюре. Нет, при Бувине была битва в сомкнутых боевых порядках, с предварительным стычками, разведывательными рейдами и выбором боевой позиции. Это была гигантская шахматная партия, главный репортер которой, Вильгельм Бретонец, вел наблюдение, находясь на центральном посту, за королем, в то же самое время молясь и распевая псалмы вместе с другим священником, как это превосходно описал Ж. Дюби.
Впрочем, Вильгельм Бретонец по очереди дал две разные версии, в которых освещается ход битвы, а также довольно тревожный задний план борьбы придворных кланов за влияние на короля. В своих «Деяниях» королевский капеллан старается последовательно описать схватки на правом крыле королевской армии, затем в центре и, наконец, на левом крыле. В «Филиппидах» он без остановки освещает поле боя в хронологическом развитии событий, что позволяет видеть, насколько решающей была роль правого крыла. Конечно, в этих описания есть некоторые различия. В «Деяниях» Вильгельм превозносит роль Герена, «второго по влиянию в королевстве», тогда как в «Филиппидах» он поет славу тому герою, который стал победителем в глазах истории, то есть королю Филиппу. Как бы то ни было, во второй версии королевский капеллан все равно отводит решающую роль избранному епископу Санлиса, Герену, который убедил Филиппа Августа в необходимости немедленно дать настоящее сражение, несмотря на королевское отвращение к битвам. «Хроника Реймса» и «Аноним из Бетюна» также с очевидностью указывают на важную роль Герена.
Каковы же хроники с противной стороны, которые, тем не менее, содержат многословный рассказ о Бувине и относят все победные заслуги на счет Филиппа? Разумеется, это хроники тех земель, откуда были родом участники коалиции: хроника аббатства Маршьен, расположенного в Эно, и хроника, написанная англичанином Роджером из Уэндовера. В них содержатся утверждения о первостепенной роли Филиппа, что вполне естественно, поскольку это придает не такой бесславный характер проигранной битве. Быть побежденным могущественным королем менее унизительно, нежели его советником.