Филипп Август

В последнее десятилетие XII-го и в начале следующего века он, в общих чертах, выстроил финансовую организацию королевского домена на несколько столетий вперед и дал королевской власти средства для упрочения ее позиций. Разве деятельность Эмара не позволила королю располагать денежными доходами, необходимыми для его предприятий? Счета королевского правительства за 1202—1203 годы были результатом распоряжений и советов, исходивших именно от Эмара[128]. Отныне монархическая модель могла существовать и функционировать в долгосрочной перспективе. Убедившись в этом, король уже не имел прежней необходимости в Эмаре. Поэтому, став казначеем Тампля, Эмар ограничился своими орденскими функциями, которые были значительными и тоже касались королевской казны.

Филипп Август вряд ли мог без опаски держать на высоких правительственных постах финансового чиновника Тампля, который уже и так был хранителем его казны и контролировал отчеты бальи и прево. Этого мотива было вполне достаточно для политической отставки Эмара. Ни один текст не позволяет даже подозревать его в каких-нибудь личных амбициях, которые могли бы не нравиться королю и другим его советникам. Очень ценный счетовод и управляющий, Эмар выполнил свою задачу именно так, как от него ожидали: привел в порядок финансовую администрацию королевской власти. Он всегда оставался в рамках своей специализации и не домогался полномочий ни в какой иной сфере, кроме той, где он уже был признанным мастером. Разве только иногда, под давлением срочной необходимости, ему приходилось принимать такие решения относительно финансов, которые в обычное время зависели от курии. Но он никогда не давал повода для обвинений после своей отставки. Испытывая к Эмару признательность и доверие, король до конца жизни не забывал этого верного товарища, который был с ним рядом в трудные времена. В своем завещании 1222 года Филипп II назначил его одним из своих душеприказчиков наряду с Гереном и Руа.

Эмар, Герен и Руа были при дворе новыми людьми в полном смысле слова, поскольку не имели прямых предков на королевской службе. Иначе дело обстояло с Готье Младшим и Анри Клеманом. Но стоит ли рассматривать их прежде всего как отцовских наследников? Быть может, Филипп II давал им высокие должности в знак благодарности за заслуги их отцов? Признать это значило бы приписать королю чрезмерную чувствительность, которая почему-то проявилась только в этом единственном случае. Кроме того, он остановил свой выбор именно на Готье Младшем и Анри Клемане, а не на шести других братьях Готье и не на брате Анри Клемана. Король и впрямь продвигал по службе наследников своих сановников, но не всё равно каких. Родственный критерий не был решающим, когда король делегировал им важные полномочия. Более того, следует учитывать, что он видел их еще в детском и юношеском возрасте, при выполнении первых заданий. Благодаря этому он смог оценить их скорее и, быть может, лучше, чем других видных служащих.