Филипп Орлеанский. Регент

Для воспитателя это был перст судьбы. Он проявил отчаянную ловкость и сдался не сразу, сделав вид, что разрывается между угрызениями совести и страстным желанием угодить монарху. Видели, как этот радетель нравственности тайком советуется с наиболее уважаемыми при дворе людьми: Фенелоном, отцом де Ла Шез, герцогом де Шеврёз. Отдавал ли он себе отчет в том, что толкает внука Генриха IV на неравный брак? Ловкие советчики, не колеблясь ни минуты, придумали веские доказательства, дабы угодить монарху. Опираясь на них, аббат дает мадам де Ментенон понять, что впредь будет всегда ее союзником.

Но Филиппа оказалось не так легко уговорить. Очаровательная невеста-полуребенок не возбуждала в нем никаких чувств. Чего нельзя было сказать о старшей дочери мадам де Монтеспан, такой пикантной, с вьющимися каштановыми волосами и заразительным смехом, такой веселой и всегда готовой к рискованным забавам.

Дюбуа показывает своему ученику, какими опасностями чреват отказ жениться на младшей дочери мадам де Монтеспан и какие выгоды ждут того в случае согласия. Аббат уже считал, что добился своего, когда Мадам решительно бросилась в наступление и заставила Филиппа пообещать, что он никогда не даст своего согласия на этот брак.

Герцогу Шартрскому 9 января 1692 года неожиданно передают приказание короля явиться к нему в кабинет, где того уже ждет Месье.

Людовик XIV внушал Филиппу панический страх, как, впрочем, и всей семье. В этот день больше чем когда-либо юноша испытывает трепет перед «пугающим величием» короля, его багровым лицом, на котором оставила свои следы ветрянка, перед безукоризненностью его манер и твердостью его голоса.

Король говорил долго. Может ли он дать своему племяннику бóльшие доказательства любви и привязанности, чем предлагая тому стать его зятем? Но, страстно желая этого союза и не понимая причин упорства племянника, король предоставляет ему полную свободу действий.

Филипп, презирая самого себя, бормочет, что готов покориться воле родителей — Месье поспешно дает согласие. Король немедленно послал за Мадам, уже предупрежденной о случившемся, но еще не потерявшей надежду на то, что сын останется верен своему слову. Она узнала, что против этого брака никто не возражает и ждут только ее согласия. Мадам поняла, что загнана в ловушку. Бросив уничтожающий взгляд на дрожавшего принца, она быстро согласилась и, сделав реверанс, в ярости удалилась.

Кто же не знает, что было потом? Было объявлено о свадьбе — сначала у мадам де Ментенон в присутствии дрожавших от страха жениха и невесты, затем в торжественной обстановке в присутствии всего двора, когда Мадам нервно мерила шагами зеркальную галерею Версальского дворца, разражаясь то проклятиями, то слезами. К ней подходили придворные с поздравлениями, больше походившими на соболезнования. Во время данного королем по этому случаю ужина Мадам и ее сын обильно роняли в тарелку слезы, а потом Мадам вызывающе повернулась спиной к королю, склонившемуся перед ней в поклоне, и как венец всего — звонкая пощечина, которую эта оскорбленная мать закатила багровому от смущения герцогу Шартрскому. Какой подарок сплетникам, любителям скандалов и авторам мемуаров! Герцог Сен-Симон не променял бы приглашение на этот ужин и за место в раю!

Король осыпал Филиппа почестями, способными разжечь пыл в любом честолюбивом сердце: ему предлагались военные должности, управление провинциями и многое другое. Не колеблясь, нарушил король завещание Ришелье, который оставил свой дворец монарху — Пале-Рояль был предоставлен в полную собственность Месье в награду за его сговорчивость. Мастера тут же начали работы по переустройству дворца.

И однажды утром ошеломленные парижане увидели, как кортеж его величества остановился перед знаменитым зданием: отцовская любовь победила отвращение, которое король питал к своей столице, и, как простой смертный, он явился посмотреть на апартаменты своих детей.

Людовик XIV прошелся по дворцу, где сорок лет назад он узнал, как велика может быть ярость народа, — дворцу, откуда он бежал. С придирчивостью знатока осматривает король дворцовые помещения, галерею, уставленные драгоценными произведениями искусства залы, комнату герцога Шартрского, увешанную коврами с сюжетами из древней истории, и комнату герцогини, стены которой обиты белым и золотым шелком. Когда сопровождаемый восторженными возгласами толпы король покидал дворец, парижане с гордостью отмечали, что он провел в столице полтора часа!

Увы! Ни королевская забота, ни пышность празднеств, которыми Месье хотел потрясти двор, не могли развеять печали и смущения — платы за этот брак поневоле. Никогда еще у Филиппа, запуганного материнскими дурными предчувствиями, стыдящегося своей слабости и доведенного до отчаяния скрытыми насмешками, которые он угадывал повсюду вокруг себя, не было такого ужасного дня. Мадемуазель де Блуа словно окаменела в своем смущении и молчании, Месье отчетливо мучился угрызениями совести, Мадам причитала и почти ослепла от слез. И только король светился радостью.