Филологические сюжеты

Я приехал в Прагу на конференцию славистов в Карловом университете поговорить об отношениях Тютчева с Чехией, занимавшей особое место в тютчевских историософских грёзах и планах. Чехия у него была на первом месте – в противовес католической и мятежной Польше (а гуситскую чешскую душу он считал православной). Тютчев, как он писал в одном из писем, чувствовал себя современником правнуков (нашим, значит, современником, скажем мы без всяких ближайших аллюзий), он смотрел из будущего, в котором видел Россию во главе славянского мира и всей Восточной Европы, имевшей в его глазах своё отличное от Западной предназначение – остановить идущую с Запада Революцию (именно так, с заглавной буквы, как собственное имя олицетворённой силы, которой может противостать лишь личность—сила Россия). Нам, тем самым правнукам, невозможно не сверять тютчевские видения и прогнозы с нашими результатами. О прогнозах и результатах и шла речь в докладе.[1029]

Здесь, в кулуарах конференции, моя добрая знакомая с кафедры русистики Милуше Задражилова представила меня Анастасии Васильевне Копшивовой и потребовала, чтобы я выслушал её рассказ. Тут же у здания Клементинума – знаменитой Славянской библиотеки – я познакомился с Владимиром Николаевичем Быстровым, основавшим в начале 90–х общество «Они были первыми», которое так и называют здесь обществом Быст—рова, и он тоже согласился поговорить. Быстров и Копшивова – дети русской эмиграции в Праге, они родились здесь в середине 30–х годов, и общество занимается судьбой их отцов и дедов, вывезенных в советские лагеря в мае—июне 1945–го. А тут по совпадению в те же дни оказался в родном городе Сергей Давыдов, мой друг—пушкинист из американского Вермонта. Десять лет назад при знакомстве он поразил меня известием, что он внук Альфреда Людвиговича Бема, прекрасного филолога, чьи работы я очень люблю и немного писал о нём (в 1991 г. в «Вопросах литературы», № 6, появился составленный Ириной Сурат и мной первый у нас в отечестве очерк его биографии, в том числе основанный на архивных материалах РГАЛИ и ГАРФ'а). Прага была вторым после Парижа центром литературной жизни в эмиграции, а А. Л. Бем был душой и центром этой жизни. Семинарий по Достоевскому и четыре ценнейших сборника работ участников семинария, и прежде всего его самого, «Скит поэтов», где 17 лет он пестовал молодых литераторов, много десятков статей о живой современной литературе в газетах и журналах Варшавы, Парижа, Берлина (они недавно собраны усилиями пражских изыскателей и изданы книгой – «Письма о литературе», Прага, 1996) – всё это Бем. В мае 1945–го этот мирный филолог стал одной из первых жертв нашего СМЕРШ'а. Сергей Давыдов родился в Праге двумя месяцами позже и деда не знал; но и отца он потерял тогда же и впервые увидел его много лет спустя на историческом повороте, к которому двенадцатилетним мальчиком неожиданным и почти гротескным образом оказался приближен. Рассказ Сергея я выслушал в одной из пражских пивных как трагическую рождественскую сказку, и он естественно подключился к историям, поведанным его старшими товарищами по судьбе. Всё это человеческие истории, ставшие звеньями исторического сюжета, в центре которого май 45–го, предыстория восходит к 1920 году, а эпилогом стал 1968–й (те же годы, что роковым образом замешались и в тютчевский сюжет моего доклада). Получившийся текст – это не интервью, потому что не было такой цели, а сложившийся из непроизвольных рассказов, кратко и, к сожалению, наспех записанных, как бы общий жизненный текст судьбы дедов, отцов, детей и внуков пражской русской эмиграции. Мне кажется нужным сохранить, хотя бы отчасти, естественную драматургию разговоров, и поэтому я позволяю себе оставить в тексте реплики и вопросы к рассказчикам мои и Милуше Задражиловой. Имена беседовавших в сокращении: А. В. – Анастасия Васильевна Копшивова—Вуколова; В. Б. – Владимир Быстров; С. Д. – Сергей Давыдов; М. З. – Милуше За—дражилова; С. Б. – Сергей Бочаров.

А. В.: Это история типичной эмигрантской семьи. Мой отец попал в Прагу с греческого архипелага, с острова Лемнос, где, как и на Галлиполи, скопились в бедственном положении и в большой тесноте части Добровольческой армии после эвакуации из Крыма и Новороссийска в 1920 году, где начались эпидемии, они гибли от малярии. На Лемносе очутилось казачье ополчение, красновские казаки. И тут правительство новой Чехословацкой республики объявило им в помощь Русскую акцию.

С. Б.: Расскажите об этом.