Философ

И еще я ощущал вину за то, что ощущаю себя виноватым, потому что – какое право имею я терзать себя за мной не содеянное? Разве я что-нибудь натворил? Я всего лишь думал. А что дурного в мыслях? Кому они могут навредить? Я не имею возможности управлять картинками, которые затеял показывать мне мой мозг, ведь так? Существует же разница между теорией и практикой. Я повторял себе знаменитое доказательство существования внешней реальности, данное Дж. Э. Муром. «Вот рука, – сказал он, подняв перед собой одну ладонь, – а вот другая». И я поднимал мои ладони к глазам. Они были чисты.

Однако ночами, в снах, я действительно убивал Альму и ничего с этим поделать не мог. Было ли то моей виной? Я не мог запретить этим мыслям являться ко мне. Мне снилось, как я душу ее. Как бью дубинкой по голове. Как вонзаю в нее кухонный нож. Снилось, что я скачу на коне, на огненноглазом коне, и сбиваю Альму, и конь затаптывает ее до смерти. Конь был горяч и огромен, пар валил из его ноздрей, копыта его месили тело Альмы. Я рассекал топором ее череп, и брызги мозгов разлетались по ковру, а я вытирал ладони о мою рубашку. Я вбивал ей в рот, в самую глотку, комья бумаги, и улыбка ее становилась все шире, глаза гасли, а губы беззвучно произносили: «Спасибо, мистер Гейст».

– Жарища адская, – сказал Эрик.

– Это мой племянник? – крикнула из гостиной Альма. – Скажите ему, пусть зайдет.

Я отступил в сторону, пропуская его в дом, а затем ушел в свою комнату и плотно закрыл дверь. Лег на кровать, попробовал задремать, однако меня так трясло, что об этом и думать было нечего, да и голоса, долетавшие из гостиной, заснуть мне не позволяли. Я совсем уж было собрался встать и уйти, но тут Альма постучала в дверь и спросила, не буду ли я так добр, не разогрею ли обед?

Я поднялся и отправился исполнять мои обязанности, потом посидел за кухонным столом, притворяясь, будто решаю кроссворд.

– Что происходит?

Он стоял передо мной, худое тело его изгибалось, опираясь на дверной косяк.

– Она наверху, в ванной, – сообщил он. – Скоро спустится.

Я молчал.

– Ну хоть намекните, – попросил Эрик.

Я продолжал молчать, и он уселся напротив меня за стол.

– Эй, я просто пытаюсь завести разговор. Вы ведь разговорами тут занимаетесь, а? – Он откинулся на спинку стула, сцепил на затылке пальцы. – Так давайте попробуем вместе.

Молчание.

– Думали вы о том, что я вам сказал?

Я не ответил.

– Наверняка же думали, хоть немножко.

Я молчал.

– Не понимаю, с чего вы так разозлились.

– Я не разозлился.

– Ладно, я все равно на догадки не мастер.

Я продолжал молчать.

– Знаете, я правда думаю, что нам надо бы еще раз все обговорить.

– Нам нечего обговаривать.

– Конечно, есть.

Я не ответил.

– Вот и давайте поговорим, – сказал он.

– Я все рассказал полиции, – сообщил я.

На миг он побледнел. Затем улыбнулся:

– Да ну?

Я кивнул.

– И о чем вы им рассказали?

– Обо всем, что вы мне наговорили.

– А что я вам наговорил?

– Вы сами это знаете.

– Да нет, не знаю.

– Ну, значит, нам и разговаривать не о чем.

Он опять улыбнулся:

– Я не говорил вам, что врун из вас дерьмовый?

– Я не вру.

– Ладно, – согласился он. – Ну, тогда нам, наверное, стоит подождать и посмотреть, что будет.

– Полагаю, что так.

– Правильно полагаете. Может, вы и были в полиции, может, не были. И то хорошо, и это. Я к тому, что вы можете говорить им что угодно. Идея-то была ваша.

Я уставился на него.

– Ну да, – сказал он. – Вы же сами ко мне пришли. Правильно? Конечно, сами. Сами предложили мне сделку. Попросили отдать вам дом. Значит, если они заявятся ко мне с вопросами, я, понятное дело, скажу им всю правду. А правда в том, что я мою тетеньку люблю. Я думал, что и вы ее любите. Принимал это на веру. Но знаете что, приятель? Если они начнут расспрашивать, что да как было, мне придется передать им все ваши слова.

Я хоть и пытался подготовиться к такому обороту, почувствовал себя разбитым наголову:

– Какие еще слова?

– Да вы их много всяких наговорили.

– Например?

– Ну, вы и сами знаете.

– Нет, не знаю.

– А вы подумайте, – посоветовал он. – Глядишь, и вспомните.

Молчание.

– Полагаете, это заставит меня передумать?

– Не знаю, приятель. Может, и заставит. Зато знаю, что врун из вас дерьмовый. В общем, можете считать, что это я вам второй шанс даю.

Я промолчал.

– Дело ваше, – продолжал он. – Только не забывайте, если мне вдруг станет не по себе, так я могу и сам в полицию пойти, первым. Я не хочу, чтобы до этого дошло, но либо так, либо этак. А вот и барышня наша идет.

– Добрый вечер, – сказала Альма. Волосы ее были влажны. – Поедим?

– Еще как, – ответил Эрик. – Я проголодался.

– Он меня утомляет.

Альма, постанывая, прилегла на софу. Я стоял в холле, у двери, которую только что закрыл за Эриком. Уходя, он опять подмигнул мне, и голову мою все еще словно сводило судорогой.

Скажи ей.

Это будет так легко.

Говори.

На то и даны слова.

– Вы меня ослушались, – сказала Альма.

Я удивленно взглянул на нее.

– Ваши туфли.

Я опустил взгляд на свои мокасины. В последнее время им пришлось потрудиться, от чего они лучше не стали.