Философ

Она ушла в снег. Ты опускаешься около нее на колени, делаешь в ленте прорези – достаточно широкие, чтобы в них влезли твои ставшие из-за перчаток толстыми пальцы. Откидываешься назад, тянешь ее на себя, пробуешь двигаться задом. Она подается. Медленно, но подается. Ладно. Хорошо. Уже результат. Пальцы ноют, спина тоже, но тебе хватает сил, чтобы тащиться между деревьями, прорывая след, по которому за тобой сможет пройти кто угодно. Пятьдесят футов. Нейлоновые штаны издают свистящий шелест. Сто футов. Совы заухали. Сто пятьдесят. Сложно переплетенные ветви обращают небо в огромную серую окно-розетку. Запах хвои, густой подрост восточной белой сосны. Куда лучше твоих освежителей. Срезать бы одного из этих высоких солдатиков и подвесить к зеркальцу заднего обзора. Снег здесь уже не такой глубокий, бо́льшая его часть налипла, точно ватные шарики, на иглы – на зеленые, те, что вверху. Это они тут, на земле, ржавые. Проплешины льда; ты поскальзываешься, но остаешься на ногах. Тянешь. Свиш, свиш. Двести футов. Потому-то штат Мэн так и прозвали, верно? «Сосновый штат». В пятом классе учительница обществоведения миссис Яки заставляла нас заучивать столицы штатов, символизирующие их цветы и так далее. И ты, чтобы не думать о том, как невыносимо трудна твоя задача, начинаешь перебирать их прозвища. Массачусетс: «Штат у залива». Вермонт: «Штат Зеленой горы». Три сотни футов; четыре. Единственный штат, в прозвище которого нет слова «штат», это Нью-Мексико: «Земля очарования». Ну-ка, давай поближе к югу. Флорида: «Солнечный штат». Калифорния: «Золотой штат». Гавайи: «Штат Алоха». Пять. После Аризоны, «Штата Большого каньона», ты отпускаешь ее, переводишь дыхание (резкое, чистое, отрывистое), отвязываешь лопату и начинаешь рыть яму.

Как бы не так, начинаешь. Земля-то промерзла. Ты ударяешь в нее, и кажется, что у тебя под ногами скала, и впервые за весь день, и ночь, и день на тебя наваливается разочарование, побороть которое ты не в силах. Взвыв, точно животное, ты вбиваешь лопату в землю и откалываешь несколько кусочков размером с покерные фишки. Ты бьешь снова и снова – и ничего этим не достигаешь. Чтобы углубиться хотя бы на фут, потребуется несколько часов. Тут необходима кирка, а поскольку кирки у тебя нет, придется либо бросить ее здесь, либо отволочь назад – через лес, по снегу, вверх по склону, – от одной мысли об этом у тебя возникает желание сдаться, махнуть на все рукой. Ты пытаешься придумать, что тебя может спасти, и спасение является тебе – буквальным образом в луче света. Упавшее дерево. Подойди к нему. Ты подходишь, падаешь на снег, наполовину заползаешь под ствол. Да, это сгодится. Ты подтаскиваешь ее к стволу, разрезаешь клейкую ленту, решая (без каких-либо на то оснований, интуитивно), что так разложение пойдет быстрее. Разворачиваешь одеяло, и она появляется на свет, не преобразившаяся и крылатая, но прежняя – разве что посерела немного.

Ты давно уже миновал грань, до которой тебе еще хотелось блевать, однако, когда ты просовываешь руки ей под мышки, тебе становится муторно. Ты тащишь ее к дереву, ощущая исходящий от нее запашок смерти, чувствуя сквозь перчатки ее плоть. На секунду тебя посещает мысль, что с рвотой ты все-таки еще не разделался. Ты засовываешь тело под дерево головой вперед, проталкиваешь его, налегая на ноги, мало-помалу, колени ее точно заржавели, но все-таки гнутся, господи, как же медленно все, как медленно, и наконец она улезает под ствол по пояс, ну и хватит, хватит уже, хватит, ты отдираешь кору, отламываешь сучья, собираешь сосновые шишки, камни, заваливаешь то, что осталось снаружи, и, молясь, чтобы какой-нибудь любитель падали обнаружил ее как можно скорее, бежишь назад, к машине.

Бежишь, спотыкаясь, проваливаясь в снег, желая лишь одного – убраться от нее как можно дальше. В носках у тебя лед, руки промерзли до самых подмышек, тебя трясет, но ты все же бежишь, бежишь, взбираешься, цепляясь руками, по откосу, вваливаешься, дрожа от ужаса и холода, в машину, успокойся. Все хорошо. Успокойся. У тебя жар, только и всего. Пальцы, когда ты пытаешься расстегнуть покрывшуюся пятнами – не то от земли, не то от трупа – куртку, не слушаются тебя, и пахнешь ты ее смертью. Она липнет к тебе, куртку придется снять. Сними ее. Сними. Успокойся. Футболка вся мокрая. Ты с трудом различаешь дорогу. Ветровое стекло запотело. Ни черта не видно. Успокойся. Успокойся. Посмотри на часы. Посмотри. Семь утра. А у тебя еще дел по горло. Успокойся же. Успокойся. Успокойся и включи двигатель. Включи. Ну, давай, включай. Сделай это. Вот сейчас и сделай, сию же секунду. Включи двигатель. И вперед. Поезжай. Пошевеливайся.

Пошевеливайся.

* * *