Философия достоинства, свободы и прав человека

Как оказалось, именно это местное событие стало детонатором возникновения политического движения международного масштаба, которое в итоге и привело еврейский народ к созданию 14 мая 1948 г. государства Израиль. Таким образом, неистребимый французский антисемитизм в итоге породил неистовое стремление евреев мира к созданию своего национального очага. Это тот редкий случай в мировой истории, когда целый народ мог бы смело заявить: нет худа без добра. Правда, вряд ли с этим заключением согласился бы Дрейфус, чьё человеческое достоинство, свобода и права были столь бесцеремонно растоптаны хваленой французской Фемидой. Но всё в мире относительно. Всё же к Дрейфусу судьба оказалась гораздо более милосердной, чем к тем 80 (восьмидесяти) тысячам французским евреям, жизнь которых благодаря активным усилиям представителей «титульной нации» Франции жестоко оборвалась в газовых камерах нацистских концлагерей, трагедия к которой мы ещё не раз будем возвращаться на страницах настоящего издания.

Правовые ценности ни одному народу не давались легко. За достижения западноевропейской цивилизации всегда приходилось платить немалую цену. Это, как правило, были труд, кровь, пот и слезы. Многие историки сошлись во мнении, что, благодаря особенностям своего менталитета, свобода французам досталась гораздо большей кровью, чем англичанам. Причём обильно текла она не только в годы Великой французской революции (1789–1799). Это различие между народами как никогда явно сказалось и в годы Второй мировой войны: англичане объявили нацистам войну не на жизнь, а на смерть; французы же заключили с ними сепаратный мир, а своего единственного героя — генерала Шарля де Голля (1890–1970) — умудрились приговорить к смертной казни.

В качестве иллюстрации отличия в подходах одних и других хотелось бы привести пример из времен кануна Первой мировой войны. Вот какими словами министр иностранных дел Великобритании Эдвард Грей (1862–1933) встретил предложение кайзера Германии сохранить нейтралитет при нападении последней на Францию в 1914 г.: «Заключать сделку с Германией за счёт Франции — бесчестие, от которого доброе имя страны не может быть отмыто».

Увы, Франция не смогла ответить подобным жестом благородства и верности своему союзнику в начале Второй мировой войны. Об этом красноречиво свидетельствуют воспоминания Черчилля, который, выступая 30 декабря 1941 г. в качестве премьер-министра Великобритании в парламенте Канады, заявил буквально следующее: «Когда я им {членам французского кабинета министров} сказал, что, каковыми бы ни были их действия, Британия будет сражаться и дальше, причём, если нужно, то и одна, их генералы стали уверять своего премьер-министра и его расколотый кабинет, что не пройдёт и трёх недель, как Англии, словно цыплёнку, свернут шею. Но цыплёнок этот вряд ли кому по зубам, да и шею ему не так-то просто свернуть». История подтвердила сей прогноз: англичане в противостоянии с нацизмом оказались крепким орешком, а вот французы покрыли свою историческую репутацию несмываемым позором. Как позднее заметил один из руководителей движения Сопротивления: «Мы так легко уступили свою свободу в 40-м… и с таким трудом и такими жертвами обрели её вновь в 45-м». Здесь, однако, хотелось бы уточнить, что свободу французам всё же помогла обрести не их воинская доблесть, а войска антигитлеровской коалиции. Именно это обстоятельство позволило фельдмаршалу Вильгельму Кейтелю (1882–1946) накануне повторного подписания Акта о безоговорочной капитуляции Германии (в ночь с 8 на 9 мая 1945 г.), приметив в зале рядом с представителями Большой Тройки французского генерала Жана де Латра де Тассиньи (1889–1952), иронично заметить: «А что, французам мы тоже проиграли?». Вопрос был вполне обоснованным. Ибо, помимо многочисленных, весьма постыдных актов малодушия на поле брани, правительство Франции продемонстрировало ещё и непостижимую солидарность с нацистами в деле уничтожения своих сограждан, большинство из которых принадлежало к национальным меньшинствам.