Однако при том что единичные ситуации изменяются и хотя бы частично повинуются нашему планирующему вмешательству, при том что мы оказываемся в состоянии овладеть той или иной ситуацией - то есть посредством paзумной предосторожности избежать ее угрозы, - при всем этом возникают другие радикальные моменты ограниченности (die Begrenzheiten) нашего бытия, противостоящие ему в качестве принципиально непреодолимых преград. Это - те ситуации, которые не столько определяются в частностях, сколько выступают в качестве общего положения дел, ситуации, которые хотя и изменяются сообразно обстоятельствам в их конкретных явленных формах, однако при этом как таковые принадлежат самому личному бытию. К этому ряду можно было бы причислить уже сами факт принципиальной заточенности в ситуацию. Далее сюда относится тот факт, что я должен умереть, что в действии -и также в бездействии - я неминуемо должен принять на себя вину, что я предоставлен случайности, где я постоянно побуждаю себя никогда не избегать страданий и болей и могу поддерживать свою внешнюю и внутреннюю жизнь лишь в борьбе с противником.
Подобные угрозы (die Bedrohungen), которые хотя и способны изменяться в их отдельных проявлениях, но как таковые принадлежат сущности личного бытия и потому оказываются неизбежными, Ясперс метко называет "пограничными ситуациями". Если такое наименование и представляет собой своеобразную формулировку Ясперса и при этом не встречается у других экзистенциальных философов, то все же вопрос об опыте пограничной ситуации свойственен для экзистенциальной философии вообще. Этот опыт трудно охарактеризовать яснее, нежели теми словами, которыми сам Ясперс вводит понятие пограничной ситуации: "Они не изменяются (разве лишь внешне); относясь к нашему бытию, они являются окончательными. Они необозримы; в нашем существовании мы не видим за ними ничего прочего. Они представляют собой стену, на которую мы наталкиваемся, о которую разбиваемся. Нам нужно не изменять их, а лишь добиваться их ясности, ибо мы не в силах объяснить их, вывести из чего-то другого. Они существуют наряду с самим нашим бытием" (II 203)[31]
.Данное здесь понятие "граница" (die "Grenze") является решающим как для Ясперса, так и вообще для экзистенциальной философии. Тот факт, что человеческое бытие всегда имеет определенные границы, не нов и всегда признавался. Новым является то, каким образом обладающие конститутивным характером границы встраиваются в само внутреннее существо человека. Граница здесь представляет собой не то, что каким-либо образом располагалось бы снаружи и ограничивало бы человека извне, но то, что определяет его в самой глубине его существа. И отсюда облик этой границы затем разрабатывается в отдельных пограничных ситуациях: страдание, борьба, случайность, вина и т. д., которые, конечно, были известны всегда, но обыкновенно рассматривались преимущественным образом в качестве чего-то случайного, того, чего можно избежать, что объяснялось лишь ущербностью существующего порядка. Этот порядок пытались улучшить, выдумывали утопии некоего лучшего мира, где не должно быть страданий, борьбы и прочих жизненных бед. Однако полагая последние в корне устранимыми уклоняются от необходимости принципиальным образом с ними разбираться (74).
В экзистенциальной же философии эти моменты познаются в их неупразднимости, как нечто, чего нельзя избежать, как то решающее, что принадлежит существу самого человека, без чего это существо даже невозможно в достаточной мере определить. И потому пограничные ситуации представляют собой не нечто такое, что можно было бы принять к сведению и учесть в действии, но решающим в них является именно то, что под напором их реальности человеку становится сомнительным основание любого знания и действия, что в них открывается ущербность, способная - поскольку человек не закрывает искусственно на них глаза - потрясти его жизнь до самых основ. В пограничных ситуациях человек поставлен перед лицом глубокой тревожности своего бытия. Так, Ясперс говорит: "Общее у них состоит в том, что... здесь не имеется ничего твердого, никакого несомненного абсолюта, никакой опоры, которая устояла бы перед тем или иным опытом или мыслью. Все течет, все находится в беспокойном движении постановки-под-вопрос (das in Frage-gestellt-werden), все относительно, конечно, расщеплено на противоположности" (Ps. 229).