Философия футуриста. Романы и заумные драмы

Ильязд ворвался следом. В прачечной, где он оказался теперь, хлопотало несколько увесистых женщин, а в углу, близ входа, стоял стол, за которым в плетеном кресле восседал обыкновеннейший человек, но с видом таким уверенным, будто действительно он был занят каким-либо важным делом¹¹. Так как вывеска была английская, то Ильязд обратился по-английски, прося сидящего осведомить его, куда делся русский верзила, только вошедший в лавчонку. Но сидящий, не отвечая на вопрос, длительно осмотрел Ильязда и спросил в свою очередь: “А почему, в сущности, этот верзила вам нужен?” – вызвав Ильязда на длительную и горячую исповедь. И, по мере того как Ильязд говорил, не в силах остановиться, сидящий, внимательно слушавший и отсылавший прочь то и дело врывавшихся русских, предлагавших товар, крича: “Зайдите через полчаса, видите, я ужасно занят” (это уже по-русски), приходил в состояние все большего восхищения, пока наконец не перебил Ильязда: “Действительно, я вас очень хорошо понимаю, вы должны встретиться с великаном, я все устрою, но вы сами для меня исключительная находка, отныне вы принадлежите мне, исключительно мне, пойдемте отсюда, здесь нам мешают, – расстался с креслом, выбежал на улицу, подозвал к себе какого <-то > белогвардейца, объяснил ему что-то на чудовищном языке и, увлекая Ильязда, бросился вверх по базару в направлении Пера. – Успокойтесь, успокойтесь, – кричал он на ходу, – я его вам найду. Я все устрою, все сделаю для вас. Я, Олег, вам обещаю, а знаете, что значит, когда Олег обещает что-либо?” Но, когда они забрались после продолжительного бега в кофейню, Олег, не перестававший в течение всей дороги повторять: “Успокойтесь, я, Олег (с ударением на “о”), вам обещаю”, – Олег внезапно умолк и, усевшись, уставился на Ильязда, глядя на него с мучительным напряжением. Смущение Ильязда, потрясенного в одинаковой мере встречей с Синейшиной и с этим красавцем, было настолько велико, что он сперва разболтался, потом дал увлечь себя и теперь глупо молчал, позволяя Олегу таращить на него не то зеленые, не то коричневые глаза. Наконец, после продолжительного раздумья, лоб Френкеля вдруг разгладился и на лице его засияла улыбка неистощимого самодовольства, озарявшая его во время изъяснений Ильязда в лавке: “Вы не представляете себе, до какой степени забавно все, что вы мне рассказали о вашей встрече с высоким турком. Но я делец совершенно, и если теряю время на беседу с вами, то потому только, что вижу во всем этом возможность дела. У вас есть личные соображения, которые я уважаю, но до которых мне нет дела. Вы ими можете не поступаться. Но я вас беру на службу и не скрываю от вас, что вы для меня совершенно исключительная находка. Помилуйте, вы не дурак, явление в Константинополе чрезвычайно редкое, вы русский, избегающий русских и потому от них не зависящий, и, наконец, вы все-таки русский, но изъясняющийся по-английски, и можете мне служить переводчиком и проводником, так как если бы вы знали, каким языком наделили меня родители, каким языком”, – закончил он с искренним горем в голосе. “Вы меня берете к себе в секретари?” – осведомился Ильязд. “В секретари? Нет, что вы, ваша служба должна заключаться в том, что вы по-прежнему не будете ничего делать, то есть по-прежнему будете вести тот образ жизни, который вы ведете там, в Софии, и только, я от вас больше ничего не требую, время от времени мы будем встречаться, вы будете меня развлекать вашими невероятными рассказами, и только.

Поймите, чудак вы этакий, дельцы мне не нужны, я сам делец, мне нужны чудаки, такие вздорные, как вы, а таких, как вы, я еще не видывал. Синие глаза, церковная архитектура, язык цветов, “девяносто пять”. Какие это перлы, какие изумительные перлы. Барнум¹² составил себе порядочное состояние, а в его учреждении не было ни одного такого феномена, как вы. С какой луны вы свалились? Ах, впрочем, не все ли равно? Россия, Россия, удивительная страна, только она может производить таких феноменов.

Вы не обижаетесь на меня, надеюсь, что я вас приравниваю к уродам? Вы отлично понимаете, – продолжал Олег с яростью в голосе, – что вы душевный урод и достаточно умны, чтобы усмотреть в этом обиду. Будем называть вещи своими именами. Но предупреждаю вас, не думайте, что я, находя вас забавным, предполагаю забавляться на ваш счет, предлагаю вам играть роль шута. Нет, я делец, я извлеку из вас не одно дело без всякого для вас ущерба и обиды. Вы остаетесь самим собой, и только. И только, и только”, – повторил он еще два раза, отвечая себе на свои мысли.