Философия Гарри Поттера: Если бы Аристотель учился в Хогвартсе

Допустим, нам нравится наша подруга Лаура, потому что у нее есть волшебная машина, которая может летать, и мы любим летать на ее машине. Конечно, мы можем предположить, что Лаура тоже получает какие-то выгоды от этой дружбы, но главное, что привлекает нас — это возможность полетать. Если мы и предложим Лауре что-то взамен, то только потому, что хотим летать на ее машине и дальше. В таком случае наша привязанность к Лауре не является истинной. На самом деле нас интересует не сама Лаура, а некоторый случайно связанный с ней факт — в данном случае то, что у нее есть волшебная машина. Более того, нашей любви может прийти конец, если Лаура останется без машины.

Такие взаимоотношения характерны для Волан-де-Морта, который никогда не проявляет интереса к благополучию своих последователей Квиррела и Хвоста. Они для него — просто инструменты; он манипулирует ими, наказывает или награждает их по мере удовлетворения своих потребностей. Было бы очень странно, если бы он вдруг задумался об их благополучии; его интересует только то, как они выполняют приказания.

То же можно сказать и о дружбе, основанной на получении удовольствия. Представим себе, что мы любим нашего друга Алекса за его прекрасное чувство юмора. Вполне возможно, что ему с нами тоже интересно, но главное, что нам нравится в этой дружбе — это то, что мы можем вдоволь посмеяться над его шутками. Мы можем получить еще больше удовольствия, заставив Алекса тоже посмеяться. Но опять же, основная мотивация наших взаимоотношений — получение удовольствия.

Крэбб и Гойл общаются с Малфоем именно по этой причине. Взамен Малфой получает благодарную аудиторию для своих сомнительных шуточек, а также чувствует себя защищенным в трудных ситуациях. Хотя мы и можем предположить, что их привязанность вполне искренняя, нам трудно представить себе, что они могли бы способствовать совершенствованию друг друга. В лучшем случае Малфой может повлиять на физическое развитие своих друзей, а они, в свою очередь, могут поощрять его упражнения в черном юморе.

Согласно Аристотелю, в обоих описанных случаях нас больше интересует то, что наши друзья могут для нас сделать, а не то, каковы они на самом деле и что их волнует[25]. Волей судьбы Лаура и Алекс обладают тем, что нам так нравится: волшебной машиной и чувством юмора, мы ценим эти качества, но можем найти их и у других людей, хотя, возможно, волшебные машины не так уж часто встречаются. Квиррелу, Хвосту, Крэббу и Гойлу также легко найти замену. Более того. Волан-де-Морт и Малфой пользуются своими друзьями независимо оттого, хорошие они или плохие. Волан-де-Морт, например, прекрасно знает, что его друзья — отвратительные злодеи, а Малфой вообще не задумывается об этом. Но оба они при этом получают от этой дружбы все, что хотят.

Настоящая дружба

Напротив, мы получаем удовольствие от настоящей дружбы именно потому, что отлично понимаем: наш друг — хороший человек[26]. В этом случае нас привлекает в друге то, что он — хороший человек, или, по крайней мере, мы считаем его таковым. Какие бы положительные эмоции мы ни получали от таких отношений, не они являются основой нашей дружбы. Другими словами, мы желаем нашему другу добра ради него самого.

Но мы не должны относиться к этому как к абсолютному самоотречению. Аристотель не считает, что помощь другу требует отказа от собственных интересов. Когда мы помогаем хорошему человеку, мы сами получаем добро. Для того чтобы понять это, мы должны посмотреть на понятие добра шире: оно не уменьшается, когда им делятся с другими, а, наоборот, растет. Отдавая, мы не становимся беднее, наоборот, мы обогащаемся[27]. Добро, о котором говорит в данном случае Аристотель, это положительная черта характера, или добродетель, из которой проистекают добрые поступки. Когда мы помогаем нашему другу развить силу характера, мы увеличиваем меру существующего добра, и наоборот, когда садимся в волшебную машину, мы эту меру сокращаем. Настоящая дружба предполагает, что то, что хорошо для нашего друга, хорошо и для нас. Поэтому, когда мы творим добро для нашего друга, мы тем самым творим добро для себя самих.

Как известно, Аристотель считал, что друг — это наше второе «я»[28]. Так же, как мы любим свои собственные положительные и благородные черты, мы должны любить положительное и благородное в нашем друге. Любовь к другу, которого мы считаем нашим вторым «я», это своего рода продолжение нашей любви к себе.