Я уселся в глубине. Первые ряды были заняты факультетским начальством, чиновниками госсекретариата культуры, членами академии и друзьями Эмилиано Конде. Я поискал глазами Гранадос, но ее нигде не было.
Презентация должна была начаться в шесть; было уже шесть тридцать, но Конде не спешил начинать – он о чем-то беседовал с тремя дамами, сидевшими в первом ряду. Из третьего ряда его окликнула какая-то женщина. Это была моя матушка, которая что-то процедила сквозь зубы. Конде с недовольным видом отвернулся.
Я выбрал пустой ряд в глубине зала. Рядом со мной сел Новарио.
– Вы готовы потребовать у Конде объяснений?
– Я?! Я же не сумасшедший.
– А ваши разоблачения?
– Я не думал, что будет столько народу. Пришли политики, академики, госслужащие. Если я выступлю против Конде, в университете меня объявят персоной нон грата. Лучше я предоставлю это почетное право нашей подруге-камикадзе. Вы ее, кстати, не видели?
– Пока нет.
Рядом с роялем поставили стол и два стула. На эти стулья – подчеркнуто медленно – уселись Конде и бывший ректор университета, Эсперт. Эсперт опробовал микрофон, издавший резкое шипение, и приступил к восхвалению Конде, который лишь скромно улыбался.
Когда пришла очередь Конде, он начал так:
– Здесь чествуют не меня, а Омеро Брокку.
Потом он очень подробно пересказал свою собственную биографию, упустив эпизод с бунтом скрипачей; через сорок пять минут он вспомнил о Брокке, о котором, впрочем, сказал немного. В конце своей речи, взглянув на женщину в третьем ряду, он добавил:
– Не могу не отметить ту неоценимую помощь, которую мне оказал в этой работе Эстебан Миро, чье имя из-за непростительной ошибки типографии попало лишь в список лиц, которым я выразил благодарность.
Женщина из третьего ряда зааплодировала, услышав мое имя; другие тоже захлопали – по той странной логике, которой подчиняются аплодисменты.
На сцену поднялась артистка, чтобы прочесть рассказ, а я отправился к двери – посмотреть, не появилась ли Гранадос. Пожалуй, она зарезервировала свой выход на заключительную часть презентации. Второстепенные персонажи в любой трагедии могут выйти на сцену в любое время, но последний акт – он всегда для героев. Герои просто обязаны появиться в финале. И тогда же, в финале, случаются главные катастрофы.
Новарио подошел ко мне и спросил, нет ли каких новостей.
– Я испугался, как и вы сами.
– Жаль. Посмотрите, как спокоен Конде. На этот раз он нас переиграл.
Конде сообщил о своей будущей работе: публикации первого тома биографии Брокки. Ее предварительное название: «От детства к Дому "Спиноза"».
– Это он приберег на десерт. Он нас запутал, заставил идти по ложным следам, – размышлял вслух Новарио, должно быть, пытаясь найти во мне если и не союзника, то понимающего слушателя. – Теперь он владеет правдой, а мы оказываемся вне игры.
Презентация закончилась, раздались аплодисменты. Когда публика начала расходиться, я встретил Гаспара Трехо.
– Для чего вы меня пригласили? – спросил он, зевая.
Я пожал плечами.
– Наша примадонна так и не появилась.
– Начальство потребовало, чтобы я прекратил расследование. Конде использовал все свое влияние, чтобы закрыть дело.
– Вы согласились?
– Я попросил еще неделю. Я должен предоставить доказательства до пятницы, или меня отправят расследовать исчезновение забальзамированного броненосца на факультете естественных наук.
Новарио с обидой посмотрел на Трехо.
– Вы же мне говорили, что вы архитектор.
– Я живу, обманывая всех подряд. Это моя работа.
Трехо положил в рот таблетку от боли в горле.
Новарио рискнул высказать предположение, что Конде подкупил Гранадос. Без особого энтузиазма я высказался в ее защиту. Трехо с Новарио хотели продолжить беседу, но моя мать выразила нетерпение: ее пригласили на чашку чая с пирожными в кондитерскую «Идеал».
В течение двух часов я выслушивал ее злословие почти обо всех участниках презентации, сидевших в первых рядах. Она рассказала мне и старые сплетни о Конде. Я воспользовался случаем, чтобы спросить, знала ли она, что его брат работал в доме отдыха «Спиноза». Она ответила, что да, но перевела разговор на покойную супругу Конде, вульгарную женщину, которая напоминала артистку какого-нибудь кабаре из района Бахо. Когда я посадил мать в такси, я вздохнул с облегчением.
Этой ночью я долго смотрел телевизор. В субботу утром меня разбудил телефонный звонок. «Когда я разбогатею, первое, что я сделаю, это куплю автоответчик», – подумал я.
– Это Трехо, – произнес голос, почти полностью измененный шумами на линии, – я звоню из автомата, напротив кафедры. Наше дело осложнилось. Сельва Гранадос мертва.
Часть вторая
Фантастика
Лифт