Философия и психология фантастики

Отношение к наличной действительности, как к выбранной из множества возможных, опирается не только на человеческое воображение, но и на некоторые свойства человеческого опыта. Весьма авторитетны мнения, что эмпирические данные сразу предстают перед человеком как система альтернатив, из которых надо выбрать, - например, одну из альтернативных интерпретаций. Как верно заметил Гадамер, "то, что мною воспринимается, ни в коей мере не соответствует испытываемому мною чувственному раздражению. Как раз наоборот, относительная адекватность восприятия - тот факт, что мы видим нечто действительно наличное, не больше и не меньше - представляет собой результат направляющего наше видение процесса обретения ясности, отсечения иллюзорных образований" 183). Из этого высказывания Гадамера можно увидеть, что в процессе познания присутствует некий неуловимый промежуточный этап между получением данных и "обретением ясности" - и на этом этапе человек наглядно видит альтернативные реальности, и только выбор "правильной реальности" закрывает к ним доступ. Такое понимание "познания до ясности" отчасти объясняет, почему так интересно изучать историю человеческих заблуждений, в том числе и чисто научных заблуждений - так называемые "лженаучные" теории выглядят как занимательные и поучительные фантастические миры, которые люди когда-то видели, но путь к которым затем был "отсечен". Кстати, Ирина Бескова считает, что многие причудливые памятники древнего символизма являются вполне адекватными изложениями того, что человек мог видеть, но что теперь он уже не видит вследствие катастрофического сужения своих рецептивных способностей в процессе эволюции 184). В любом случае, средневековые бестиарии выглядят, с одной стороны как предшественники биологических классификаторов, а с другой стороны, как потомки мифов и предки фантастической литературы, в которой "иные миры" конструируются уже вполне сознательно. Здесь, разумеется, требуется вспомнить теорию Василия Налимова о том, что мир есть "континуум смыслов", и что всякое познания и всякая модель - лишь "фильтр", накладывающийся на этот континуум и благодаря этому распаковывающий один из смыслов, соответственно, отсекая остальные.

С промежуточным, не отрицающим и не отсекающим иллюзии этапом познания может быть связано представление об особом роде ясновидения или состояния души, когда альтернативные реальности видятся не менее ясно, чем некая "избранная" реальность. Прежде всего, короткими мгновениями такого ясновидения следует признать состояния между сном и бодрствованием ("просоночные" состояния) - в короткие моменты, когда человек засыпает, но еще не заснул, или просыпается, но еще не проснулся, действительность представляется в окружении грез. Когда человек просыпается, то этим грезам через мгновение предстоит быть "отсеченными", и, таким образом, момент просыпания стоит рассматривать как слегка растянутый и осознанный период "обретения ясности", о котором писал Гадамер. Постмодернизм с его приписыванием тексту бесконечного числа равноправных смыслов можно считать таким "просоночным" состоянием филологического субъекта, когда сознание легко мешает явь и грезы, воспринимая одновременно множество интерпретаций окружающей реальности.