Читаем Философия и психология фантастики полностью

Современная российская фантастика чрезвычайно политизирована, что проявляется как в построении проектов политического будущего России, так и в создании воображаемых альтернатив ее прошлого. Это обстоятельство уже привело к появлению монографии Леонида Фишмана "Фантастика и гражданское общество", целиком посвященной российской фантастике XX века как разновидности социальной и политической мысли. Фишман отмечает, что фантастика - наиболее идеологизированный и "социологизированный" жанр литературы, более того, по мнению Фишмана "в европейских обществах XX века фантастика фактически стала играть роль, которую ранее играли идеология и утопия" 206).

Анализируя современную фантастику, Фишман приходит к выводу что для нее характерен "в целом антилиберальный консенсус". Действительность как мы ее видим - с крушением Советского Союза и постепенной вестернизацией России наших фантастов не устраивает, и по этому их творчество, по определению Фишмана, носит "реваншистско-ревизионистский характер". Понятие "ревизионизм" в данном случае Фишман истолковывает широко - как стремление ревизовать действительность, а также ее господствующие интерпретации.

В потоке "нелиберальной" фантастики чрезвычайно важное место занимает тема "империи", под которой часто понимают некое оптимальной состояние государства, находящегося в зените могущества и наслаждающегося внутренним порядком. Как пишет о российской "имперской" фантастике Виталий Каплан, "империя необязательно мыслится как некий аппарат насилия - скорее это средство создать единое безопасное пространство, среду для спокойного существования и развития" 207). Появилась целая серия романов, посвященных изображению недемократических империй, причем изображающих их с большей или меньшей симпатией. В среде писателей-фантастов образовалась литературно-философская группа "Бастион", на своих заседаниях и семинарах обсуждающая проблемы империи и традиции, как с точки зрения фантастики, так и в более широком социально-политическом контексте. Фантасты -участники "Бастиона" даже издают сборники публицистики на тему "империи". Один из участников "Бастиона", писатель Эдуард Геворкян говорит об империи, не боясь упреков в наивной идеализации: "Что для нас Империя? Сильное, процветающее, многоконфессиональное и полиэтническое государство. Неукоснительное соблюдение законов для всех без исключения. Равенство прав и возможностей. Свобода личности, кончающаяся там, где начинается свобода другой личности. Большинство уважает права меньшинства, меньшинство уважает и считается с волей большинства. Лояльность определяется не кровью, а служением. Гармоничное сочетание Традиции и Прогресса. Конкордат между человеком и властью" 208).

Впрочем, несмотря на приписываемые империи всевозможные идеальные достоинства, это слово, прежде всего, ассоциируется с могуществом. Империя символ силы, а стремление отождествить себя с "сильной позицией" естественно и для писателя, и для читателя. О спектре мотивов, заставляющих обратиться к образу империи, замечательно сказала Ольга Славникова: "Тоска по империи это не только ностальгия по совку, или жажда сильной руки, или сумма накопившихся обид предельно частного лица, которое все-таки заставили каяться в не им совершенных злодеяниях и платить за не им разворованные международные кредиты. Желание любого нормального гражданина быть частью силы, а не частью слабости, по-человечески понятно, тем более теперь, когда в устах преуспевающего финансиста фраза "А не надо быть слабым" звучит как оправдание любых комбинаций" 209).

Славникова, безусловно, права. По мнению Вячеслава Рыбакова, доминирующим аффектом советской послевоенной фантастики было "ожидание рая" 210). В той степени, в какой вообще правомерно говорить о доминирующих аффектах, для фантастики конца XX - начала XXI веков такой доминантой стало стремление занять "сильную позицию".

Еще одна сила, с которой с удовольствием ассоциируют себя и авторы, и читатели фантастики, является сила спецслужб. Вообще, спецслужбы стали объектом фантастики во многом по коммерческим соображениям. Еще Алексеем Толстым было обнаружено, что замечательный с точки зрения привлечения читательского внимания эффект достигается, если соединять фантастический антураж с коллизиями, заимствованными из остросюжетной - приключенческой или детективной - литературы. Но именно фантастам удалось раскрыть тот богатейший психологический потенциал, который таится в образе "специальной службы". Образы спецслужб и спецагентов обнажают в каждом взрослом большого ребенка. Для доказательства этого стоит обратить внимание на анализ сказочных книг Дж. Ролинг, проведенный Валентином Волчонком 211). Анализируя популярность книг о Гарри Поттере, Волчонок говорит, что творчество Дж. Ролинг эксплуатирует пять главных стереотипов детской психологии:

а) детские страхи (перед темным лесом и т.д.);

б) детские мечты о том, что придет кто-то сильный и накажет несправедливых взрослых;

в) детское желание стать волшебником;

г) веру детей в возможность жить в более интересном мире;

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
Повседневная жизнь сюрреалистов. 1917-1932
Повседневная жизнь сюрреалистов. 1917-1932

Сюрреалисты, поколение Великой войны, лелеяли безумную мечту «изменить жизнь» и преобразовать все вокруг. И пусть они не вполне достигли своей цели, их творчество и их опыт оказали огромное влияние на культуру XX века.Пьер Декс воссоздает героический период сюрреалистического движения: восторг первооткрывателей Рембо и Лотреамона, провокации дадаистов, исследование границ разумного.Подчеркивая роль женщин в жизни сюрреалистов и передавая всю сложность отношений представителей этого направления в искусстве с коммунистической партией, он выводит на поверхность скрытые причины и тайные мотивы конфликтов и кризисов, сотрясавших группу со времен ее основания в 1917 году и вплоть до 1932 года — года окончательного разрыва между двумя ее основателями, Андре Бретоном и Луи Арагоном.Пьер Декс, писатель, историк искусства и журналист, был другом Пикассо, Элюара и Тцары. Двадцать пять лет он сотрудничал с Арагоном, являясь главным редактором газеты «Летр франсез».

Пьер Декс

Искусство и Дизайн / Культурология / История / Прочее / Образование и наука
The Irony Tower. Советские художники во времена гласности
The Irony Tower. Советские художники во времена гласности

История неофициального русского искусства последней четверти XX века, рассказанная очевидцем событий. Приехав с журналистским заданием на первый аукцион «Сотбис» в СССР в 1988 году, Эндрю Соломон, не зная ни русского языка, ни особенностей позднесоветской жизни, оказывается сначала в сквоте в Фурманном переулке, а затем в гуще художественной жизни двух столиц: нелегальные вернисажи в мастерских и на пустырях, запрещенные концерты групп «Среднерусская возвышенность» и «Кино», «поездки за город» Андрея Монастырского и первые выставки отечественных звезд арт-андеграунда на Западе, круг Ильи Кабакова и «Новые художники». Как добросовестный исследователь, Соломон пытается описать и объяснить зашифрованное для внешнего взгляда советское неофициальное искусство, попутно рассказывая увлекательную историю культурного взрыва эпохи перестройки и описывая людей, оказавшихся в его эпицентре.

Эндрю Соломон

Публицистика / Искусство и Дизайн / Прочее / Документальное