Читаем Философия и психология фантастики полностью

По сути дела, именно на том самом процессе асимметрии строятся все традиционные в литературоведческой литературе гипотезы возникновения фантастического - из "разложившейся", "профанированной" мифологии. Речь идет о том, что сознание и мировоззрение людей по мере хода истории неуклонно менялись и начинали не совпадать с мировоззрением создателей мифологии. Сама мифология при этом могла оставаться неизменной, будучи воплощенной в знаковых формах, она могла, наоборот, меняться в результате стихийного коллективного переформирования, но в любом случае динамика самой мифологии оказывалась несовпадающей с динамикой ее интерпретации. Рано или поздно, мифологию начинали воспринимать как неадекватную, т. е. как фантастическую информацию.

Мы говорили, что для возникновения фантастики нужно было совершить Великое Открытие - понять, что изображение реальности можно намеренно искажать. Однако, возможно, этому открытию предшествует простое обнаружение того, что изображения реальности часто оказываются неправильными (хотя иногда неправильной является лишь интерпретация изображения). Это обнаруживается при оценке изображения реальности, сделанного с иной, не моей точки зрения. В наиболее ярком виде эта ситуация выступает, когда начинаешь иметь дело с изображением чужого намерения, ориентированного на будущее: во-первых, прогноз является все-таки результатом работы творческого воображения, а во-вторых, прогноз не просто искажает реальность, а подобно сказке, говорит о вообще не существующих ситуациях.

После того, как "неправильность" в изображении действительности обнаружена, в действие вступает механизм, сформулированный Татьяной Чернышевой: "Догадавшись, что мысль способна создавать нечто в природе несуществующее и даже вовсе невозможное, человек может уже вполне осознанно пользоваться этим свойством своего мышления и научиться конструировать фантастические образы для развлечения или других, более благородных целей, вполне понимая при этом их фантастичность"49).

Глава 2

Оправдание фантастического

От объяснения к намеку, от намека к умолчанию

Появление в литературном произведении невероятного, необычного факта нуждается в объяснении и оправдании. Фантастика постоянно должна оправдываться в использовании фантастического. Если в произведении искусства присутствует отклонение от реальности, то надо ответить на вопрос - почему? Что случилось с реальностью, что ее законы дают сбои? Каков источник странностей? Ответы могут быть самые разнообразные: потому что так будет в будущем, или так бывает на других планетах, или в параллельных измерениях, или это происходит вследствие колдовского искусства. Охотник У в приводимом выше этюде Кира Булычева оправдал свой "фантастический" рисунок тем, что тот соответствовал его намерениям.

В принципе, необходимость подобных оправданий не имеет отношения к фантастике как разновидности литературы или иного искусства. Требование объясняться по поводу чудес перешло в фантастику из самой жизни. Если в нашей действительности появляется необычный факт - то и индивидуум, и общество нуждаются в его немедленном объяснении, дабы связать невероятное событие с континуумом прошлого опыта. Если над городом пролетает летающая тарелка или какая-то девочка начинает воспламенять взглядом - журналисты немедленно связываются с учеными экспертами, которые должны дать феномену хоть какое-то объяснение и тем самым примирить человечество с чудом. Объяснением может быть самым незатейливым. В принципе, достаточно подвести странный факт под уже известную категорию. Эксперты могут не раскрывать физиологический механизм способности к воспламенению взглядом - достаточно назвать ее "уникальной человеческой способностью". Уникальные человеческие способности - это довольно распространенное и уже почти не вызывающее интереса явление, и поджигающий взгляд оказывается просто новым прецедентом ординарной группы фактов. Как мы уже говорили, художественный вымысел отличается от фантастического тем, что первый придумывает необычные индивидуальные факты, в то время как второй вводит в действие целые несуществующие категории.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
Повседневная жизнь сюрреалистов. 1917-1932
Повседневная жизнь сюрреалистов. 1917-1932

Сюрреалисты, поколение Великой войны, лелеяли безумную мечту «изменить жизнь» и преобразовать все вокруг. И пусть они не вполне достигли своей цели, их творчество и их опыт оказали огромное влияние на культуру XX века.Пьер Декс воссоздает героический период сюрреалистического движения: восторг первооткрывателей Рембо и Лотреамона, провокации дадаистов, исследование границ разумного.Подчеркивая роль женщин в жизни сюрреалистов и передавая всю сложность отношений представителей этого направления в искусстве с коммунистической партией, он выводит на поверхность скрытые причины и тайные мотивы конфликтов и кризисов, сотрясавших группу со времен ее основания в 1917 году и вплоть до 1932 года — года окончательного разрыва между двумя ее основателями, Андре Бретоном и Луи Арагоном.Пьер Декс, писатель, историк искусства и журналист, был другом Пикассо, Элюара и Тцары. Двадцать пять лет он сотрудничал с Арагоном, являясь главным редактором газеты «Летр франсез».

Пьер Декс

Искусство и Дизайн / Культурология / История / Прочее / Образование и наука
The Irony Tower. Советские художники во времена гласности
The Irony Tower. Советские художники во времена гласности

История неофициального русского искусства последней четверти XX века, рассказанная очевидцем событий. Приехав с журналистским заданием на первый аукцион «Сотбис» в СССР в 1988 году, Эндрю Соломон, не зная ни русского языка, ни особенностей позднесоветской жизни, оказывается сначала в сквоте в Фурманном переулке, а затем в гуще художественной жизни двух столиц: нелегальные вернисажи в мастерских и на пустырях, запрещенные концерты групп «Среднерусская возвышенность» и «Кино», «поездки за город» Андрея Монастырского и первые выставки отечественных звезд арт-андеграунда на Западе, круг Ильи Кабакова и «Новые художники». Как добросовестный исследователь, Соломон пытается описать и объяснить зашифрованное для внешнего взгляда советское неофициальное искусство, попутно рассказывая увлекательную историю культурного взрыва эпохи перестройки и описывая людей, оказавшихся в его эпицентре.

Эндрю Соломон

Публицистика / Искусство и Дизайн / Прочее / Документальное