Читаем Философия и психология фантастики полностью

Таким образом, различие степеней достоверности между сказкой и научной фантастикой относится не к самим изображаемым ими чудесам, а к институциям, используемым для легитимации чудес. Средний современный читатель верят, что наука и техника существуют и что у них есть достижения - сколь бы ни были нелепы достижения науки и техники, описываемые научной фантастикой. В волшебство - если только его не понимают как псевдоним экстрасенсорных способностей - не верят. Если современный писатель вводит в роман волшебство, то сверхъестественное в таком романе оправдывается через апелляции к литературной традиции, но не к реальности. Между тем, наука и техника как социальные институты представляют собой связующее звено между реальностью и тканью повествования научно-фантастического произведения. Разумеется, таких звеньев может быть множество - начиная с имен героев и географических названий. Но институт науки и техники есть тот элемент реальности, который в повествовании непосредственно примыкает к фантастическим элементам, и, более того, считается их источником. В научной фантастике естественное порождает сверхъестественное, в то время как в сказке сверхъестественное - плод сверхъестественного, чудеса вытекают из "института" волшебства, который также является фантастическим, хотя и традиционным.

Типология фантастических феноменов по стратегии их объяснения

Хотя истинным источником фантастического является власть художника в пределах формируемого им виртуального пространства, фантастика предлагает нам множество различных объяснений фантастических феноменов, которые читатель вынужден признавать как "официальные" для данного текста. Объяснение фантастического через виртуальность текста есть базисное объяснение, но далеко не всегда оно присутствует в художественных произведениях открыто, - чаще его подменяют некие иные разработанные авторами объяснения - маскировки. Среди последних волшебство и техника являются главными, но далеко не единственными инстанциями, оправдывающими фантастическое. В этой связи встает вопрос о том, чтобы попытаться дать общую классификацию всех применяемых в фантастике стратегий оправдания. Отправной точкой для нас может служить классификационная система чудес, разработанная Цветаном Тодоровым. Она состоит из четырех разрядов:

- гиперболические чудеса - связанные с изменением масштабов (великаны);

- экзотические чудеса - чудеса, якобы происходящие в далеких странах, о которых читатель не знает, правда или не правда, что они там могут происходить;

- орудийные чудеса - предоставляющие человеку дополнительные возможности, по аналогии с инструментами или машинами (ковер-самолет);

- научные чудеса - орудийные чудеса в научной фантастике.

Вообще попытка Тодорова представляет собой замечательный пример того, как не надо делать классификацию. Мало того, что список видов чудесного явно не полон, но в одном перечне присутствуют разряды, выделенные по разным основаниям классификации. Гиперболические и орудийные чудеса отграничены по признаку содержания, в то время как научные и экзотические - по типу оправдания (мотивации) фантастического. И ошибка Тодорова показывает нам, что может существовать несколько оснований для составления типологии фантастических феноменов. Более того, даже один критерий, - а именно тип оправдания - может дать материал для как минимум двух классификаций. Онтологическая классификация укажет место фантастического в общей картине мира. Гносеологическая классификация поможет выяснить соотношение фантастического с познавательными возможностями предполагаемого зрителя-читателя. Стоит также оговориться, что Тодоров говорил о "чудесах", но поскольку, как мы уже отмечали, это слово редко применяют в рамках научной фантастики, то мы будем использовать понятие "фантастический феномен", по отношению к которому чудо будет являться нестрогим синонимом.

А. Онтологическая классификация

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
Повседневная жизнь сюрреалистов. 1917-1932
Повседневная жизнь сюрреалистов. 1917-1932

Сюрреалисты, поколение Великой войны, лелеяли безумную мечту «изменить жизнь» и преобразовать все вокруг. И пусть они не вполне достигли своей цели, их творчество и их опыт оказали огромное влияние на культуру XX века.Пьер Декс воссоздает героический период сюрреалистического движения: восторг первооткрывателей Рембо и Лотреамона, провокации дадаистов, исследование границ разумного.Подчеркивая роль женщин в жизни сюрреалистов и передавая всю сложность отношений представителей этого направления в искусстве с коммунистической партией, он выводит на поверхность скрытые причины и тайные мотивы конфликтов и кризисов, сотрясавших группу со времен ее основания в 1917 году и вплоть до 1932 года — года окончательного разрыва между двумя ее основателями, Андре Бретоном и Луи Арагоном.Пьер Декс, писатель, историк искусства и журналист, был другом Пикассо, Элюара и Тцары. Двадцать пять лет он сотрудничал с Арагоном, являясь главным редактором газеты «Летр франсез».

Пьер Декс

Искусство и Дизайн / Культурология / История / Прочее / Образование и наука
The Irony Tower. Советские художники во времена гласности
The Irony Tower. Советские художники во времена гласности

История неофициального русского искусства последней четверти XX века, рассказанная очевидцем событий. Приехав с журналистским заданием на первый аукцион «Сотбис» в СССР в 1988 году, Эндрю Соломон, не зная ни русского языка, ни особенностей позднесоветской жизни, оказывается сначала в сквоте в Фурманном переулке, а затем в гуще художественной жизни двух столиц: нелегальные вернисажи в мастерских и на пустырях, запрещенные концерты групп «Среднерусская возвышенность» и «Кино», «поездки за город» Андрея Монастырского и первые выставки отечественных звезд арт-андеграунда на Западе, круг Ильи Кабакова и «Новые художники». Как добросовестный исследователь, Соломон пытается описать и объяснить зашифрованное для внешнего взгляда советское неофициальное искусство, попутно рассказывая увлекательную историю культурного взрыва эпохи перестройки и описывая людей, оказавшихся в его эпицентре.

Эндрю Соломон

Публицистика / Искусство и Дизайн / Прочее / Документальное