Читаем Философия и психология фантастики полностью

Таким образом, магия случайности оказывается по сути магическим воздействием на весь мир в целом. Магу удается заставить весь мир, всю вселенную (по крайней мере, в пределах "конуса Минковского") работать на достижение частной, выбранной им цели. С этой точки зрения вполне логична мысль, что магия идет на смену технике, ибо с определенной точки зрения магия случайностей оказывается наивысшей степенью развития некоторых аспектов техносферы - именно поэтому Кирилл Еськов называет магию "высшей и последней стадией развития технологии". В рамках технической акции человек организует какую-то часть материального мира, чтобы она помогла ему добиться желаемого. Эта воплощенная в техносферу, организованная часть противостоит остальной Вселенной как "искусственное" - "естественному". Доля материального мира, вовлеченная в техносферу, и так постоянно растет. Но маг, управляющий случайностями, как бы расширяет техносферу до пределов, так что различие между естественным и искусственным исчезает. Человечество, которое бы в совершенстве овладело "управлением случайностями" и преобразовало окружающий мир с помощью этого чудесного навыка, внешне жило бы как бы среди дикой природы, но только эта природа "случайно" была бы весьма благоприятной к человеку, случайно, в порядке приятных сюрпризов исполняя его желания. Таким образом, сбылось бы лредсказание, данное Новалисом в романе "Ученики в Саисе": со временем "природа узнала более мягкие нравы", и "согласилась по доброй воле исполнять желания человека".

В порядке игры ума можно утверждать, что при взгляде на доисторические времена просматривается упущенная возможность такого предсказанного Новалисом магически-гармонического сосуществования с природой. Когда неандерталец разбивал камнем череп павиана или мыл батат в ручье, он находился на той стадии развития цивилизации, когда техника и "управление случайностями" еще почти что не отделились друг от друга, во всяком случае техника еще носила на себе черты такой магии. Камень (или тем более ручей) - часть данного человеку мира, он еще не обработан, не приспособлен специально для выполнения данной цели. Он просто случайно - "по счастливой случайности" - нашелся поблизости от цели, он был выбран из элементов мира как наиболее подходящий для данной цели в данных обстоятельствах, причем камень был лишь слегка, самую малость сдвинут и перенесен от того места, где обретался "по естественным причинам". Камень или ручей еще нельзя назвать техникой. Ни одно животное не могло бы использовать топор или тем более совладать с автомобилем. Между тем, ударить камнем по черепу могут очень многие животные и во всяком случае многие обезьяны. Могущество человеческого разума использовалось лишь для того, чтобы выбрать камень среди других "природных вещей", как наиболее подходящий для данной цели, а также для того, чтобы додуматься, что камень можно использовать. Развитие магии, если бы оно было возможно, должно было бы идти по пути расширения круга вещей, которых можно случайно и ситуативно использовать себе на пользу. Но человек предпочитает сосредотачивать внимание на том, что ему уже один раз послужило, он предпочитает не искать, не выбирать, а обрабатывать камень, превращать его в зубило - так возникает техника.

Стоит отметить, что осознание "управления случайностями" как магии, не связанной ни с какими средствами (в том числе демонами-служителями) либо использующей в качестве средства весь мир, произошло довольно поздно. Куприн, который не только открыл "управление случайностями" для русской литературы, но и дал наилучшее ее изображение, этой идеи еще не знал. У него перестройкой реальности под желания мага занимаются демонические силы. Демон Мефистофель, объясняя герою Куприна причины его таинственного дара, говорит, что "тысячи незримых существ служат вам, как преданные рабы". Таким образом, пока еще магия случайностей оказывается просто использованием очень могущественных и при этом невидимых инструментов. Однако к настоящему времени можно считать сформированной идеологию, в соответствии с которой причиной чуда является взаимодействие между магом и всей Вселенной в целом что внешне выглядит как полная беспричинность достигнутых успехов.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
Повседневная жизнь сюрреалистов. 1917-1932
Повседневная жизнь сюрреалистов. 1917-1932

Сюрреалисты, поколение Великой войны, лелеяли безумную мечту «изменить жизнь» и преобразовать все вокруг. И пусть они не вполне достигли своей цели, их творчество и их опыт оказали огромное влияние на культуру XX века.Пьер Декс воссоздает героический период сюрреалистического движения: восторг первооткрывателей Рембо и Лотреамона, провокации дадаистов, исследование границ разумного.Подчеркивая роль женщин в жизни сюрреалистов и передавая всю сложность отношений представителей этого направления в искусстве с коммунистической партией, он выводит на поверхность скрытые причины и тайные мотивы конфликтов и кризисов, сотрясавших группу со времен ее основания в 1917 году и вплоть до 1932 года — года окончательного разрыва между двумя ее основателями, Андре Бретоном и Луи Арагоном.Пьер Декс, писатель, историк искусства и журналист, был другом Пикассо, Элюара и Тцары. Двадцать пять лет он сотрудничал с Арагоном, являясь главным редактором газеты «Летр франсез».

Пьер Декс

Искусство и Дизайн / Культурология / История / Прочее / Образование и наука
The Irony Tower. Советские художники во времена гласности
The Irony Tower. Советские художники во времена гласности

История неофициального русского искусства последней четверти XX века, рассказанная очевидцем событий. Приехав с журналистским заданием на первый аукцион «Сотбис» в СССР в 1988 году, Эндрю Соломон, не зная ни русского языка, ни особенностей позднесоветской жизни, оказывается сначала в сквоте в Фурманном переулке, а затем в гуще художественной жизни двух столиц: нелегальные вернисажи в мастерских и на пустырях, запрещенные концерты групп «Среднерусская возвышенность» и «Кино», «поездки за город» Андрея Монастырского и первые выставки отечественных звезд арт-андеграунда на Западе, круг Ильи Кабакова и «Новые художники». Как добросовестный исследователь, Соломон пытается описать и объяснить зашифрованное для внешнего взгляда советское неофициальное искусство, попутно рассказывая увлекательную историю культурного взрыва эпохи перестройки и описывая людей, оказавшихся в его эпицентре.

Эндрю Соломон

Публицистика / Искусство и Дизайн / Прочее / Документальное