Философия и психология фантастики

Для коллекционера оригинал живописной работы всегда является гораздо более ценным, чем самая искусная подделка. Коллекционер, таким образом, сравнивая копию с идентичным шедевром, оценивает не столько эстетические достоинства, сколько некую неуловимую субстанцию, именуемую "подлинностью", наша культура знает, что такое "чувство подлинности", "чувство того, что на самом деле", и с помощью этого чувства она оценивает исходные эталоны со всякого рода копиями, имитациями и игровыми моделями. Чувство подлинности часто функционирует как нечто иррациональное, которое нельзя разложить на более ясные составляющие. Общая причина этой иррациональности заключается в том, что чувство подлинности апеллирует к категории "существование", - а последняя тоже не отличается чрезмерной ясностью. Это предполагал и сам Лем, который писал: "С одной стороны, зная об условности ситуации, в которой он находится, человек мог бы, в точности как во сне, позволять себе гораздо больше, чем в действительности (то есть его смелость в бою, в общении с другими людьми или в любовных делах не отвечала бы его обычному поведению). Этому аспекту, субъективно, пожалуй, приятному, так как он дает полную свободу действий, как бы противостоит другой фактор - сознание того, что ни его действия, ни участвующие в фантоматическом представлении персонажи не являются материальными, и, следовательно, они не настоящие, Таким образом, даже самый совершенный фантоматический сеанс не мог бы удовлетворить жажду подлинности"90).

Вопрос о том, можно ли чувство подлинности считать базовым либо сводимым к другим, более элементарным эмоциям, возможно, связан с философским вопросом, является ли категория существования фундаментальной или ее тоже можно свести к чему-то иному, - например, к воспринимаемости. Чувство подлинности есть, кроме прочего, эмоциональный и экзистенциальный протест нашего сознания против такого рода берклианских и махистских редукций, мы "внутренне" чувствуем, что в категории существования таится некая значимость, не исчерпывающаяся внешними признаками.

Уникальная значимость "подлинной действительности" во многом объясняется связью этого понятия с человеческими возможностями и ощущением их предела. "Настоящесть" ценна хотя бы в силу своей редкости. Существует лишь одна подлинная реальность, в то время как виртуальных миров может быть множество. Существует только один настоящий президент Соединенных Штатов, хотя миллионы геймеров могут добиться успеха на виртуальных выборах и стать президентов виртуальных Соединенных Штатов. Подлинная реальность единственная, поскольку она является пределом на шкале человеческих ценностей и человеческих возможностей. Риски, свойственные настоящей жизни, - самые серьезные, они таят наибольшую опасность. Если мы признаем что нечто состоит именно так на самом деле, - значит, у нас более нет ни аргументов, ни силы предполагать иное. В понятии "подлинная реальность" всегда содержится момент поражения таких проектов, как "скепсис" или "бегство от реальности". Если жизнь - игра, то это такая игра, в которую мы играем, поскольку у нас нет возможности в нее не играть, хотя бы мы и сделали для этого все возможное. Выполнение требований подлинной жизни - это предел отказа от выполнения менее обязательных требований. Предел возможностей может быть только один.

Не важно, какова гносеологическая ценность этого чувства. Главное - оно задает экзистенциальную ситуацию, в которой фантастическое приобретает для человека значимость независимо от достоверности сообщаемой ею информации.

Мы признаем, что Реальность единственна и необходима, т. е. ее невозможно обойти, обойти ее - сверх наших возможностей. Фантастическое внушает нам особого рода веселье: необходимое удалось обойти. Фантастика есть способ обмануть судьбу, она служит знаком, обещанием того, что фатум можно преодолеть. Таким образом, фантастика способствует удовлетворению некой фундаментальной человеческой потребности, во всяком случае, Толкиен писал, что "бегство от действительности - одна из основных функций волшебной сказки". Более того, по мнению Толкиена бегство от действительности является "самым древним и глубоким желанием человека" 91).