Читаем Философия и психология фантастики полностью

Тревоги такого рода накладывают бремя не только на нашу жизнь, но и на наши грезы. Мы не смеем мечтать о достигнутых целях, но только о средствах к их достижению. Мы не мечтаем, чтобы от рождения быть благополучным и счастливым, но только об условиях для этого - чтобы встретить замечательную женщину (мужчину), выиграть миллион в лотерею или занять высокий пост. Важным обстоятельством является то, что само по себе наличие необходимого средства еще не дает полной гарантии достижения цели, выигранный миллион можно утратить, - но мы как бы платим реальности тем, что даже в мечтах принимаем на себя этот риск. Выиграть в лотерею теоретически возможно, об этом можно грезить, - но счастливая жизнь, достигнутая без использования необходимых для этого средств и сопутствующих этим средствам рисков, невероятна настолько, что в нее невозможно верить даже как в бесплодную грезу.

Впрочем, эта тревожность может выражаться и не только в констатации связанных с достижением желаемого препятствий и рисков. В последние десятилетия - и чем далее, тем чаще - мы сталкиваемся с тем, что "неверие в счастье" сочетается в фантастике с беспрепятственным и непосредственным исполнением желаний. Во-первых, измышляются целые миры, в которых некоторые фундаментальные желания оказываются уже исполненными. Во-вторых, само желание вкупе с волей и воображением объявляются материальными силами, способными оказывать непосредственное воздействие на реальность. Обе этих темы становятся все более распространенными. В обоих случаях для достижения желаний уже не нужны никакие специальные компактные средства, будь это магический жезл или бластер.

На первый взгляд, эта тенденция противоречит тому, что мы сказали выше о депрессивности и несмелости фантастических грез. Но все дело в том, что фантастическое средство является не только препятствием, отделяющим желание от его исполнения, но и маскировкой, загораживающей проблематичность самого желания. Недостатки желания, негативные последствия их исполнения в фантастической литературе часто выглядят как "коварные" свойства самого средства, - но не желания. Демон часто исполняет желания человека таким извращенным способом, что человек оказывается и сам не рад что пожелал, - но в этом проявляется хитрость демона. Однако важнейшей функцией всей культуры XX века было осознание проблематичности самого Желания. Именно поэтому страх человека перед собственными желаниями сочетается в развитии фантастической литературы с тенденцией, которую внешне можно принять за обретение веры в возможность достижения желаемого.

Тревожность человека есть постоянный фактор, действующий на протяжении всей западной истории. О снижении его в последние 100 лет говорить не приходится. Но на фоне постоянного действия этого фактора фантастические средства претерпевают эволюцию как чисто литературные феномены, подчиняясь специфической литературной и эстетической причинности. Внешне эта эволюция выглядит как обретение человеком веры в возможность беспрепятственного исполнения желаний.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
Повседневная жизнь сюрреалистов. 1917-1932
Повседневная жизнь сюрреалистов. 1917-1932

Сюрреалисты, поколение Великой войны, лелеяли безумную мечту «изменить жизнь» и преобразовать все вокруг. И пусть они не вполне достигли своей цели, их творчество и их опыт оказали огромное влияние на культуру XX века.Пьер Декс воссоздает героический период сюрреалистического движения: восторг первооткрывателей Рембо и Лотреамона, провокации дадаистов, исследование границ разумного.Подчеркивая роль женщин в жизни сюрреалистов и передавая всю сложность отношений представителей этого направления в искусстве с коммунистической партией, он выводит на поверхность скрытые причины и тайные мотивы конфликтов и кризисов, сотрясавших группу со времен ее основания в 1917 году и вплоть до 1932 года — года окончательного разрыва между двумя ее основателями, Андре Бретоном и Луи Арагоном.Пьер Декс, писатель, историк искусства и журналист, был другом Пикассо, Элюара и Тцары. Двадцать пять лет он сотрудничал с Арагоном, являясь главным редактором газеты «Летр франсез».

Пьер Декс

Искусство и Дизайн / Культурология / История / Прочее / Образование и наука
The Irony Tower. Советские художники во времена гласности
The Irony Tower. Советские художники во времена гласности

История неофициального русского искусства последней четверти XX века, рассказанная очевидцем событий. Приехав с журналистским заданием на первый аукцион «Сотбис» в СССР в 1988 году, Эндрю Соломон, не зная ни русского языка, ни особенностей позднесоветской жизни, оказывается сначала в сквоте в Фурманном переулке, а затем в гуще художественной жизни двух столиц: нелегальные вернисажи в мастерских и на пустырях, запрещенные концерты групп «Среднерусская возвышенность» и «Кино», «поездки за город» Андрея Монастырского и первые выставки отечественных звезд арт-андеграунда на Западе, круг Ильи Кабакова и «Новые художники». Как добросовестный исследователь, Соломон пытается описать и объяснить зашифрованное для внешнего взгляда советское неофициальное искусство, попутно рассказывая увлекательную историю культурного взрыва эпохи перестройки и описывая людей, оказавшихся в его эпицентре.

Эндрю Соломон

Публицистика / Искусство и Дизайн / Прочее / Документальное