Философия и психология фантастики

Вводя понятие "фантастического мира", приходится отвергнуть модную в литературной критике и литературоведении идею о том, что создаваемый литературным произведением мир сводится только к тексту и существует лишь в рамках текста, что в литературе возможные миры - это лишь различные тексты, и мир есть текст.

Наглядность воображения имеет специфический характер, не имеющий никакого отношения к технике создания текстов. Допустим, можно согласиться с Мерло-Понти, что "язык не до конца прозрачен: он нигде не отступит, чтобы дать место чистому смыслу, он всегда ограничен только языком" 151). Однако надо различать смысл, содержащийся (предположительно) в тексте, и смысл, который, безусловно, возникает в человеке - а не в тексте, - но под влиянием текста.

О фантастическом мире приходится говорить, прежде всего, потому, что таковой возникает, в первую очередь, в воображении читателя, - а последнее не тождественно тексту и, утрированно говоря, с ним не связано. Современные психологи обычно настаивают, что читатель, воспринимая текст, должен осуществлять его "сотворчество" 152). Станислав Лем говорил, что в голове у читателя есть некий "семантический реконструктор", который всегда достраивает целый мир по отдельным содержащимся в литературном произведении деталям и намекам. Д. Г. Шкаев отмечает, что читатели творят в своем сознании "наравне с автором" и даже дописывают "то, что не смогли увидеть на авторском полотне по своему или его неумению" 153).

Текст фантастического произведения представляет собою рабочий код, который должен запустить машину фантазии. Текст содержит систему стимулов для воображения, он направляет его, - но целостный фантастический мир, если только вообще можно говорить о его существовании, содержится отнюдь не в тексте. Но о подобном мире говорить, несомненно, можно - недаром в названиях фантастических сборников постоянно присутствует слово "миры" - "Миры братьев Стругацких", "Миры Гарри Гаррисона" и т. д., а существовавшая в Советском Союзе телепередача о фантастике называлась "Этот фантастический мир". Вообще слово "мир", - а еще чаще во множественном числе "миры" - любимое слово фантастов. Е. М. Неелов, сопоставляя народную и современную литературную сказку, отмечает, что обе они пересоздают действительность и "это приводит к появлению новой сказочной реальности"154). Аналогичное мнение высказывает Ю. Ковалик: "Неоднократно отмечалось, что своеобразия НФ как вида литературы объясняется тем, что фантастические произведения изображают альтернативные миры, отличающиеся от реального мира, изобилующие реалиями и коллизиями, несвойственными обычной жизни. Каждый автор, в меру своего мастерства и фантазии, строит свой собственный мир, иногда почти неотличимый от обыденной жизни (К. Булычев, Г. Уэллс, Ст. Кинг, некоторые повести Стругацких), иногда настолько несопоставимый с реальностью, пронизанный столь своеобразной логикой и своеобычный, что от читателя требуется известная квалификация и сильное напряжение фантазии, чтобы понять автора принять его систему категорий (Р.Шекли, Фр.Херберт, Ст.Лем)"155). В Гаков говорит о "миротворчестве" как об идеале, к которому стремятся все писатели-фантасты: "Сотворение миров, не похожих на наш единственный, миров своих собственных, сконструированных по известным тебе одному чертежам, с действующими в этих диковинных вселенных законами, которые ты тоже сам придумал. Вот она, потаенная мечта всякого автора, решившего согрешить по части фантастики!"156). В англоязычной "Энциклопедии научной фантастики" говорится, что три основных отличительных качества божества оказались неотвратимо притягательны для писателей-фантастов: всезнание, всемогущество и способность творить целые миры. "Чем иным, - говорит автор статьи, - как не последним, пусть только на словах занимались фантасты все это время?" Наконец, Толкиен в своей статье "О волшебных сказках" обращает внимание, что важнейшим аспектом сказок и мифологии, о котором часто забывают, является не изображение или интерпретация нашего мира, а "создание вторичных миров" 157).