Философия и религия Ф.М. Достоевского

Человеческая природа не терпит ни психической, ни физической относительности; если же сносит ее, то не иначе как объявив ее сначала своим абсолютом. Люди, настроенные безбожно, абсолютизируют это свое настроение и через него создают себе божество. Человеческая природа не может вынести жизни без божества, хоть какого, но божества. Это подтверждают отрицательные типы Достоевского. Их гордынеумие, рационалистический союз их с дьяволом разрастается в их божество. Но Достоевский знает и таких людей, которые намеренно и добровольно навечно связывают судьбу свою с нечистым духом, уходят в кромешную адскую вечность и полностью предаются сатане. «О, есть и во аде пребывающие гордыми и свирепыми<…>есть страшные, приобщившиеся сатане и гордому духу его всецело. Для тех ад уже добровольный и ненасытимый; те уже доброхотные мученики. Ибо сами прокляли себя, прокляв Бога и жизнь. Злобною гордостью своею питаются, как если бы голодный в пустыне кровь собственную свою сосать из своего же тела начал. Но ненасытимы во веки веков и прощение отвергают, Бога, зовущего их, проклинают. Бога Живаго без ненависти созерцать не могут и требуют, чтобы не было Бога жизни, чтоб уничтожил Себя Бог и все создание Свое. И будут гореть в огне гнева своего вечно, жаждать смерти и небытия. Но не получат смерти…» [237].

Злобная, богоборческая гордость имеет свою вечность, свою солипсическую, эгоцентрическую вечность, ибо невозможно быть человеком и не этернизировать, увековечивать хотя бы одно свойство своей природы. Хочет человек или нет, чтото человеческое постоянно стремится к вечности и наконец становится вечным. Человек может не признавать существование вечности, но он не может сделать так, чтобы это самое непризнание не стало вечным свойством его самосознания. Трагедия его именно в этом — в неспособности уничтожить свое самосознание. В таинственной структуре человеческой природы всегда есть что‑то вечное. Оно обычно в самом центре самосознания. Оно питает самосознание. Когда антигерои Достоевского упрямо и гордо твердят: «Нет Бога, нет бессмертия, нет дьявола», — Достоевский спускается в праосновы этих утверждений, исследует их праначало и открывает, что в центре их самосознания — действует как творческая сила — дьявол. Своим атеистическим умом и анархической жизнью антигерои доказывают одно: дьявол есть. Но особая заслуга Достоевского в том, что он открыл метод действий дьявола в сфере человеческой природы: он незаметно, тайно забирается в самосознание человека, становится его неотделимой частью, постепенно и неприметно захватывает ум и все психические силы человека, так что человек несознательно чувствует его как себя, как содержание своего самосознания: мыслит посредством его, а считает, что мыслит сам по себе, чувствует посредством его, а считает, что чувствует сам по себе, желает посредством его, а считает, что желает сам по себе. Все свои силы дьявол методически использует на то, чтобы незаметно стать имманентным человеческому самосознанию. Открыв это, Достоевский стал самым большим знатоком дьявольской психологии и методологии. Дьявол был бы слишком глуп, если бы являлся людям с шумом и громом, как Мефистофель Фаусту. Гете не разгадал ни методологии, ни психологии дьявола. О Достоевском же смело можно сказать: он знает глубины сатанинские [238]. Он знает каждое искушение, которым сатана может искушать Сына Божьего и сынов человеческих. Это подтверждает его Великий инквизитор. В нем чувствуется кошмарное присутствие неотделимого сатаны, который проявляет себя через огромное, поражающее злоумие. По сравнению с сатаной Достоевского, Мефистофель Гете — прежде библиотека, нежели сатана. Гете повествует о сатане, у Достоевского же чувствуется присутствие сатаны. Поэтому многие критики идентифицируют Достоевского с дьяволом. В. Вересаев говорит, что он — «сподвижник дьявола» [239]. Отто Бирбаум заявляет, что он «…русского дьявола имел в своем теле! Да еще какого дьявола! Во скольких обликах! Легион дьяволов! Поэтому его произведения — настоящий пандемониум» [240].

Все это правда, но правда также и то, что лишь таковым будучи Достоевский мог познать тайну дьявольской природы, познать его злоумие, его сущность, его методы; только такой Достоевский мог выявить, что дьявол — единственный обезличиватель человеческой личности и что все обезличивающие теории и силы исходят от него; только такой Достоевский мог разоблачить тайну деятельности дьявола, который с помощью дьяволу подчиненных человеческих личностей создает свою дьяволодицею.