Философия имени

Идею «закодированности» сложнейшего философского содержания «Философии имени» А.Ф. Лосева развивает А.Л. Доброхотов, и этим моментом он объясняет последующую творческую судьбу книги. Книга эта «впечатляла своей глубиной» [Доброхотов 1990: 5]. Концентрируясь на главных мировоззренческих проблемах автора, она, по словам ученого, «…сжала в одну конструкцию богатство многих философских течений начала века» [Там же]. И не только начала XX в., но также философских и научных идей мыслителей других эпох. Среди источников концепции имени А.Ф. Лосева исследователи его творчества называют платоновский «Кратил» в его истолковании Проклом, Ареопагитики, идеи Плотина, св. Григория Богослова, св. Григория Паламы, Гегеля, Шеллинга, Фихте, В. фон Гумбольдта, Э. Гуссерля, К.С. Аксакова, А. Марти, А.А. Потебни, Вяч. Иванова. По словам А.Л. Доброхотова, содержание «Философии имени» было «так закодировано, что она выпала бы из научной жизни (что и произошло), даже если бы для этого не было политических причин» [Там же]. Между тем, он полагает, наступило время «расшифровывать и усваивать ее содержание» [Там же]. И предлагает реконструкцию философского пласта «Философии имени» в свете категории символа [Доброхотов 1996; см. также: Оболевич 2014][4].

Трудность исследовательской работы по дешифровке смыслового содержания «Философии имени» А.Ф. Лосева в значительной степени определяется тем, что корпус работ Лосева по философии языка практически необъятен и фактически совпадает со всем его творческим наследием. В силу же исторических обстоятельств жизни автора, этот корпус до сих пор еще не до конца открыт, так как публикация архивных материалов А.Ф. Лосева продолжается. Но, что самое главное, – сами философские воззрения А.Ф. Лосева в целом, при всей их несомненной значимости для мировой и отечественной культуры, все еще не достаточно осмыслены.

В настоящее время работа по герменевтическому анализу «Философии имени» значительно продвинулась, и стала актуальной задача соединения различных вúдений, получаемых с помощью различных интерпретативных ключей по осмыслению этого сложного трактата. Сам А.Ф. Лосев в своих историко-философских реконструкциях опирался на герменевтический принцип генеративизма. Согласно этому принципу, по словам Лосева, необходимо

«все время помнить, что перед нами – живое философствование живого человека, и что, след<овательно>, ему принципиально свойственен какой-то единый одухотворяющий центр, от которого и расходятся лучи – разной силы и разного смысла – по разным направлениям» [Лосев 1993а: 291].

Таким одухотворяющим центром для самого А.Ф. Лосева в плане общего подхода к осмыслению реальности стал идеал «цельного знания» как момента цельной жизни в версии школы Всеединства В.С. Соловьева.

Программа цельного знания разрабатывалась В.С. Соловьевым в русле его учения о «положительном всеединстве», а позднее целым поколением мыслителей XX в. – С.Н. и Е.Н. Трубецкими, С.Л. Франком, В.Ф. Эрном, Л.П. Карсавиным, а также о. П. Флоренским, прот. С. Булгаковым и А.Ф. Лосевым. Опираясь на христианское учение о познании, духовный опыт Церкви, а также на идеи своих прямых предшественников – учение славянофилов о «живом знании» (И.В. Киреевский) и «живознании» (А.С. Хомяков), эти мыслители создавали учение о глубинной связанности и нерасторжимости всех сторон человеческого духа в познании, о цельной жизни как единстве человеческого существования и миропорядка, жизни и миропонимания, о единстве разных сфер духовно-интеллектуальной деятельности человека – философии, богословия и науки.

В интерпретации В.С. Соловьева, цельное знание есть органическое единство трех главных областей духовной деятельности человека – опытной науки, философии и теологии (богословия), которое может быть достигнуто путем синтеза этих сфер духовной деятельности человека. И соответственно есть единство трех видов знания – опытного (научного), умозрительного (философского) и мистического (богословского). Необходимость соединения этих областей духовной деятельности человека связывается, по его мысли, с тем, что ни одна из них в отдельности не может охватить истину во всей ее полноте, поскольку они представляют собой лишь отдельные «органы знания», отдельные его части или стороны.