Философия имени

Мифология, диалектика, аритмология и топология суть первейшие науки, требуемые общей феноменологией мысли и слова на почве логоса эйдетического бытия вообще. Следовательно, необходимо говорить специально о мифологической, диалектической, топологической и аритмологической природе мысли и слова, или имени. Или, считая мифологию насыщенной диалектикой, а топологическую морфологию насыщенной аритмологией, можно в крайнем случае сказать и так: диалектика и аритмология суть две первейшие и необходимейшие логические конструкции осмысленного, явленного бытия в его эйдосе ²⁵.

27. О сущности предмета эстетики, грамматики и прочих наук о выражении

До сих пор мы упомянули логосы мифа, эйдоса, топоса и схемы. Всё это, как мы знаем, суть вне-выразительные моменты смысла. Смысл же есть еще и выражение. Под выражением смысла или – в пределе – символом, мы понимали, как помним, соотнесенность смысла с вне-смысловыми моментами, тождество смысла с его алогическими моментами. Об этом выражении должна быть особая наука – логос выражения, или – в пределе – символа. Но «выражение» есть категория весьма сложная. Можно говорить о выражении разных моментов эйдоса и смысла, и прежде всего о выражении эйдоса как такового, эйдоса в узком смысле слова, и – логоса. Есть выражение эйдоса и есть выражение логоса, или, говоря грубее и популярнее, – выражение «фигурного», «конкретного» смысла, абстрактного понятия. То и другое, разумеется, может рассматриваться как в без-интеллигентной, так и [в] интеллигентной модификации. Логос выражения эйдоса есть предмет эстетики, и логос выражения логоса есть предмет грамматики, т.е. эстетический и грамматический строй речи. Пусть мы трактуем о таких конструкциях, как метафора, символ, аллегория, троп и т.д. Во-первых, здесь мы имеем отвлеченный смысл, например, метафоры. Во-вторых, тут перед нами та «картина», которая, собственно, и делает метафору метафорой, т.е. «переносным значением», отождествляющимся с отвлеченным смыслом. В-третьих, мы тут не просто созерцаем метафору, но судим о ней, т.е. отыскиваем ее отвлеченный смысл, говорим о степени пригодности подобранных тут алогических средств, создавших картинность, и т.д. Если этот последний (третий) пункт говорит о логосе, то второй пункт требует логоса выражения; и первый пункт, требующий такого отвлеченного смысла, который отождествлялся бы со своим определенным выявлением, указывает на логос выражения именно эйдоса. Такова эстетика – в данном случае эстетика поэзии, или поэтика. Такова же и всякая иная эстетика. Наоборот, грамматика, трактующая, например, о падежах или временах и являющаяся в основе синтаксисом (ибо то, что лингвисты называют «фонетикой» имеет весьма отдаленное отношение к языку и с успехом могло бы быть вышвырнуто из языкознания, а так называемая «морфология» получает свое значение для осознания языка только в связи с синтаксисом), грамматика, говорим, как раз оперирует с логическими, т.е. понятийными, отвлеченно-смысловыми категориями, но, конечно, не просто с логическими как таковыми (ибо тогда это была бы логика), а с логически-выражающими категориями. Таковы категории падежа, вида, времени, наклонения, предложения и т.д. и т.д.

В предыдущем мы поместили интеллигенцию в недра эйдоса и логоса и говорили сразу как об интеллигентном эйдосе, так и о вне-интеллигентном, как об интеллигентном логосе, так и о вне-интеллигентном логосе. Однако можно интеллигенцию выдвинуть в особую рубрику, и тогда придется особо говорить о выражении специально интеллигенции. Интеллигенция есть самосознание, волевое устремление и возвращение воли к себе, или чувство. Можно строить логос выражения интеллигенции, и это будет риторика, или наука об экспрессивных формах. Логос интеллигенции просто, т.е. вне-выразительной, есть мифология; логос выражения интеллигенции есть риторика. Тут не место распространяться о сущности и задачах этой науки. Мы ограничиваемся тут только фиксацией диалектического места по крайней мере трех наук, вырастающих на почве изучения выражения, это – эстетики, грамматики и риторики.