Философия искусства

Установив это основание, мы легко распознаем, чем именно фламандцы отличаются от других одноплеменных с ними (т. е. германских же) мастеров. Я вам описал уже их народный гений, столь рассудительный и равномерный, свободный от всяких высших порывов, ограниченный настоящим и склонный пользоваться вещами такими, как они есть налицо. Подобные художники не изобретут грустных фигур, скорбно-мечтательных, подавленных тяготами жизни, покорных во что бы то ни стало своей судьбе, — фигур, какие видим у Альбрехта Дюрера. Они не станут, подобно мистическим живописцам Кельна или английским живописцам-нравоучителям, изображать души или характеры; в их произведениях вы не ощутите несоразмерности между духовной и телесной природой. В плодоносной и богатой стране, среди веселых нравов, перед целым населением спокойных, добродушных или цветущих фигур они отыщут себе образцы, соответственные их гению. Почти всегда они станут писать вам человека, благоденствующего и довольного своей судьбой. Если они и преувеличат его немного, то никогда не поднимут выше земной жизни. Фламандская школа XVII столетия только и сделает, что порасширит его инстинкты, его вожделения, его силу и веселье. Чаще всего она оставляет его таким, каков он есть: голландская школа ограничивается воспроизведением тишины мещанского жилья, удобств какой-нибудь лавочки или мызы, веселья гульбищ и харчевен, всех мелких наслаждений правильной и мирной жизни. Ничего не может быть сподручнее для живописи; избыток мысли и чувства вредит ей. Подобные сюжеты, задуманные таким именно умом, дают чрезвычайно гармонические произведения; образцы тому мы видим у одних греков да у нескольких первостепенных итальянских мастеров; ступенью ниже их нидерландские живописцы, в сущности, делают то же самое: они изображают нам тип совершенного в своем роде человека, сжившегося с своею обстановкой и потому счастливого без натяжки, без усилий.