Это наводит нас на другую черту в итальянской цивилизации и на другое условие великой живописи вообще. В иные времена умственная культура была столько же утонченна, но живопись не отличалась таким блеском. В наше время, например, люди, имея за собой, сверх знаний XVI века, еще три столетия новой опытности и открытий, несравненно ученее и более чем когда-либо обладают обилием мысли; однако же нельзя сказать, чтобы пластические искусства современной Европы производили столь же прекрасные создания, какие мы видим в Италии в эпоху Возрождения. Следовательно, чтобы объяснить себе великие художественные произведения 1500 года, недостаточно иметь в виду живость понимания и богатство культуры современников Рафаэля, а следует определить самый род этого понимания и культуры и, сравнив Италию с остальной Европой XV века, сравнить ее затем с той Европой, в которой мы живем теперь.
Пойдем сперва в страну, конечно, ныне самую ученую в Европе — в Германию. Там, особенно в северной ее половине, все поголовно умеют читать; сверх того, молодые люди проводят по пяти или шести лет в университетах, и делают так не только богатые или с достатком, но даже почти все из среднего класса, да некоторые и из низшего, завоевывая себе это ценой долгой нищеты и страшных лишений. Наука там в такой великой чести, что доходит подчас до аффектации — и нередко до педантства. Многие молодые люди, имея очень хорошие глаза, носят очки только для того, чтобы придать себе более ученую наружность. В голове двадцатилетнего немца господствует не страстишка пофигурировать на каком-нибудь танцевальном вечере или в кофейной, как это мы видим во Франции, но стремление усвоить себе какие-нибудь обобщающие взгляды на человечество, на мир, на сверхъестественные силы, на природу и на многое другое — короче, составить себе полную философию. Нет другой страны, где вы встретили бы такую наклонность, такой обычный интерес и такую врожденную понятливость к высоким отвлеченным теориям. Это отечество метафизики и систем. Но такое преобладание высшей мыслительности вредно отразилось на пластических искусствах. Немецкие живописцы силятся передать на полотне или в своих фресках гуманитарные или религиозные идеи. Краску и форму подчиняют они мысли; произведение их какой-то символ; они рисуют на стенах курс философии и истории, и если вы отправитесь в Мюнхен, то увидите, что величайшие из них — просто философы, случайно заблудившиеся в живописи, более способные говорить уму, чем глазам, и держать в руках перо, чем кисть и палитру.