Философия истории

Речь Пятакова ошеломила его собеседника, слушавшего ее с ужасом. «Не лжет ли он? – спрашивал себя Валентинов. – Не хочет ли он для чего-то меня просто эпатировать? И неужели его политическую „философию“ можно вывести прямо от Ленина? Ведь ход мысли Пятакова неумолимо приводит к выводу, что, раз все возможно, тогда и „все позволено“. Можно и должно, если этого требует партия, в 24 часа перевернуть наизнанку свои убеждения… Можно и должно так себя настроить, дрессировать, чтобы при всяких движениях и поворотах партии быть всегда с нею внутренне согласным»[488]. Валентинов исходил из обычной морали и обычной логики, коммунистическая же партия выработала для своих членов совершенно новую мораль и новую логику: добром является то, что способствует укреплению единства партии и ее успехам; член партии не имеет права ни на собственные, отличные от требуемых партией, убеждения, ни на саму собственную жизнь. В усвоении этой морали – одно из объяснений того, почему оказались возможными и успешными показательные процессы середины 30-х гг. «На судебных процессах, ведомых Вышинским, все обвиняемые, в том числе и представители „ленинской старой гвардии“, покорно признавались в покушениях на жизнь Сталина и в прочих не сделанных ими преступлениях, – писал Валентинов гораздо позднее. – Эти признания вырывались различного характера физическими и моральными пытками, но после того, что я слышал в Париже от Пятакова, я готов допустить, что его поведение на суде может быть объяснено не только пытками. Пятаков мог верить, считать или заставить себя считать, что требуемые от него показания и признания нужны партии, ее руководству, необходимы для упрочения и успехов строительства коммунизма, превращения невозможного в возможное»[489]. Валентинову со временем стала понятна и «омерзительная, гнуснейшая статья Пятакова», опубликованная 21 августа 1936 г., накануне его ареста. Приветствуя расстрел Каменева и Зиновьева, Пятаков писал, в частности: «Их надо уничтожить как падаль, заражающую чистый, бодрый воздух советской страны, падаль опасную, могущую причинить смерть нашим вождям»[490]. Валентинов допускает и даже склоняется к тому, что «Пятаков писал свои глупости, делал свои признания, шел к смерти с убеждением, что все это нужно для победы коммунизма. Это делает историю Пятакова до кошмара страшной…»[491]. Еще более страшной ее делает просьба Пятакова за год до его расстрела предоставить ему «любую форму реабилитации», и, в частности, внесенное им от себя предложение «разрешить ему лично расстрелять всех приговоренных к расстрелу по процессу, в том числе и свою бывшую жену»[492].

Тоталитарной партии требуются люди-роботы, эффективно функционирующие по заложенной в них партией программе и тут же меняющие не только свою деятельность, но и свои мысли и чувства, как только меняется эта программа.

С темой тоталитарной партии тесно связана тема тоталитарной бюрократии: в тоталитарном обществе его бюрократия состоит только из членов тоталитарной партии и представляет собой ядро последней. Глубокий анализ особенностей тоталитарной бюрократии как бюрократии нового типа дан в работах Ю.Н. Давыдова[493]. Он выделяет, в частности, следующие неотъемлемые особенности тоталитарной бюрократии: она является «вездесущной»; имеет ярко выраженную репрессивно-карательную ориентацию; одержима стремлением осуществить сплошную «перековку» народа и сделать каждого бюрократом, пусть самым мелким, но все-таки находящимся на службе у тоталитарной бюрократии; расшифровывает содержательно определяемую цель «Власть во имя Великой идеи» (например, коммунизма) как абсолютно формальную цель «Власть ради Власти», т. е. исключительно ради своего самовозвышения; стремится к социальному деструктурированию общества, превращающему бюрократа в необходимейшую фигуру во всех сферах – экономики и права, культуры и быта, межличных отношений и интимных связей и т. д.; нуждается в наделенном абсолютной властью Вожде, без которого тоталитарно-бюрократическая система всегда остается незавершенной и, значит, недостаточно тоталитарной; использует регулярные «чистки» (массовые репрессии) как форму управления не только страной в целом, но и тоталитарно-бюрократическим аппаратом. В конце 20-х – начале 30-х гг., пишет Давыдов, стало очевидно, что «тоталитарно-бюрократический аппарат может функционировать лишь за счет его – инициируемого „Вождем“ – самопожирания, представлявшего собой единственно возможный для него способ самообновления – при сохранении (и расширенном воспроизводстве за счет „новых кадров“, тем более преданных „Вождю“, чем они „новее“) его внутренней структуры. Вот почему представляются столь сомнительными в теоретическом отношении рассуждения о тоталитарной бюрократии как „новом классе“[494].

Идея, что в коммунистическом обществе партийная бюрократия является новым правящим классом, была впервые высказана М. Джиласом и позднее подробно разрабатывалась М.С. Восленским[495].

Утилитарная свобода