Философия как духовное делание (сборник)

b) Если теперь какой-либо эвдемонист вздумает утверждать, что добро – это счастье, то мы можем быть заранее уверены в том, что он неправ. Счастье есть константная, устойчивая наличность максимального удовлетворения, удовольствия, приятности; интенсивного по степени, разностороннего по объему.

Здесь есть две возможности:

I) или эвдемонизм есть вульгарный эвдемонизм, тогда он приемлет всякое счастье как добро, были бы лишь налицо устойчивость, максимальность, интенсивность. Тогда к нему относятся все возражения, приведенные только что против геденизма. Ибо вся жизнь может быть соткана из удовольствий и приятностей и стоять на низшей ступени нравственности. Но нельзя же серьезно приравнивать человека – болонке;

II) или же, вторая возможность, эвдемонизм приемлет не всякое счастье как добро, а только лучшее, высшее, более ценное счастье, например, духовное блаженство. Но тогда он тем самым признает, что дело не в счастии, а в ценном счастии; важно, какое счастие; следовательно, он признает, что не за счастием последнее слово в определении добра, а за чем-то высшим, за самостоятельным от счастия критерием нравственно ценного и нравственно неценного.

В обоих случаях обнаруживается, что добро отнюдь не совпадает с устойчивым максимумом интенсивных удовольствий. Можно быть добродетельным с неустойчивым минимумом экстенсивных удовлетворений. Можно быть порочным с наиустойчивым максимумом интенсивных удовлетворений.

Ясно, что когда идет речь о добре, то дело совсем не в счастии. И что определение добра как того, что увеличивает удовольствие и уменьшает страдания, просто неверно.

Дело нисколько не меняется, если мы определим добро как высшее духовное блаженство и наслаждение.

Самое основное направление души меняется в зависимости от того, что имеется в виду: добро или счастье.

Добро: стремлюсь верно, ценно, совершенно действовать.

Счастье: стремлюсь получить максимум застрахованных и обеспеченных удовлетворений.

Предел обоих направлений в отношении к смерти: оба могут умереть спокойно и радостно – и добродетельный, и эвдемонист.

Добродетельный – если смерть явится для него высшим нравственным достижением. Эвдемонист – если будет твердо уверен, что его ожидают гурии Магомета или блаженство христианского рая.

Скажем прямо, что бездна лежит между самоотверженным служителем Богу и эвдемонистическим торгашом. И в этом соотношении ничего не меняется, если добивающийся счастья будет иметь в виду не (эгоистически) себя, но (альтруистически) других или всех.

Кто в самом деле решится признать за социальный идеал состояние порочного счастья? Конечно, лучше всего состояние добродетельного наслаждения. Но совершенный волею и этого не может иметь в виду. Вместе с Ницше, когда судьба несет ему счастье, он спрашивает: разве я нечестный игрок, что выигрываю?

Эту идею, что добро не есть счастье, что оно может и не дать счастья и что даже если оно, осуществленное мною, отнимет у меня все удовлетворения, я все же не должен и не могу перестать любить и осуществлять его – эту идею нужно раз навсегда продумать и прочувствовать до конца.

Только тогда можно увидеть самому и с очевидностью, что добро не есть счастье. И только тогда душа поднимется с полным правом до того, чтобы другому, и про другого, и всем и про всех сказать: будь добр, хотя бы ценою счастья. И тогда окажется навсегда скомпрометированной эта житейская формула: «Лучше иметь живого сына ослом, чем мертвого философом».

Однако последние соображения вводят нас уже в теорию утилитаризма.

3) Именно утилитаристами (Гартлей, Пристлей, Бентам и Милль) была выдвинута эта формула: наибольшее счастье наибольшего числа людей. Они думают, что добро – это то, что полезно; а полезно то, что ведет к наибольшему счастью наибольшего числа людей.

Остановимся на этих двух тезисах.

I. «Добро это то, что полезно». Что значит, что нечто «полезно»? Это значит, что между двумя реальными вещами или обстоятельствами есть некоторая причинная связь (осуществление одной влечет за собою осуществление другой). И далее, что люди это заметили и осуществляют первую для того, чтобы вызвать осуществление второй. Тогда мы и говорим: «а» полезно для «b», т. е. через осуществление «а» можно целесообразно осуществить «b». Или по крайней мере хоть несколько содействовать осуществлению «b». Отсюда ясно, что сказать: «добро – это то, что полезно» – значит признать: добро – это всякое подходящее средство. А это значит ничего не сказать.

Вору полезны бурав и отмычка; кое-кому полезно охранное отделение; ростовщику полезно разорение бедняка; крестьянину полезна соха; аптекарю – распространение болезней и т. д.