Философия. Книга первая. Философское ориентирование в мире

Но нескончаемое богатство материала наук о духе становится бессмысленным там, где оно не может подобным образом сделаться элементом некоторой идеи, а затем и этого экзистенциального призыва. Наука о духе, живущая в причастности к открытым для нее или вновь открываемым ею идеям, не просто устанавливает факты. Она отделяет и видит ранг и исток. Для нее все вещи разделяются на духовные и чуждые духа, на исконные и производные. То, что ничтожно, она игнорирует. Очевидно понятное имеет лишь один-единственный уровень в нескончаемом ряду своих партикулярностей; только благодаря идее и экзистенциальному истоку оно возвышается до ранга и субстанции.

Констатация того, что дух может отпасть от себя самого, отделиться от экзистенции и тем самым сделаться необязательным (unverbindlich werden), касается некоторой специфически духовной действительности.

Правда, отделения от экзистенции не происходит ни в каком мироориентирующем знании, но возможность духовной формализации, как способ отпадения, принадлежит к числу принципов исследования науки о духе. Для нее все партикулярно постижимое и грубо эмпирическое есть, как таковое, всегда либо отпадение, либо возможность. Отсюда происходит подлинно парящее качество действительного духа как предмет науки о духе: то, что дух одновременно действителен и свободен. Именно поэтому всякое существенное познание в науке о духе не является логически убедительным, но имеет свою истину только в идее. Убедительное - это партикулярное, вещественное, а не то, что собственно конституирует здесь науку. Безыдейно доступное пониманию, как опустошенный, формализованный дух, есть нескончаемое, как правильное или неправильное, или как целесообразное и просто оформляемое. Это последнее - но не идея - может рассматриваться как простое средство рассудка, служащее витальным целям жизни. Если отсутствует импульс от идеи и возможной экзистенции, тогда то, что могло бы стать материалом науки о духе, становится собранием ничтожных мелочей, как мусора, накопившегося за пару тысячелетий существования человечества.

Если, таким образом, наука о духе может получить высокое достоинство как повторное осознание идей (Wiedervergegenwärtigung von Ideen), то все-таки ей всегда может угрожать опасность отрыва от экзистенции. Направленная на идеи, как на предметы, она учит видеть эти идеи в образах, наслаждаться ими в постороннем экзистенции душевном движении, не присваивая то, что понято таким образом, как обязательную норму в собственной жизни. Причастность действующим в понятном идеям, - это такое удовлетворение, которое обретается в самом понимании, однако не может устоять как таковое, если в то же время не дает себя знать и некоторое требование к экзистенции.

Стало быть, я могу с пониманием жить как дома в мире духа, не экзистируя, если только я, как наблюдающее сознание, задействую тот специфически-воспроизводящий орган понимания, который аналогичен восприятию. Этот образ действия, будучи необходим как часть моей мироориентирующей практики, вызывает паралич экзистенции, если у меня возникает иллюзия, будто, достигнув духа и идеи, я уже исчерпал тем все существенное. Поскольку экзистенция и в самом деле не имеет в мире никакой специфически ей принадлежащей сферы, держащемуся на поверхности взгляду духовная действительность является покоящейся и закругленно завершенной в самой себе. Поэтому и различение духа и экзистенции в ориентировании в мире не обнаруживается. Но это различение составляет условие и выражение спасения «меня самого», как экзистирующей души, от магии духовного образования, дающего возможность обрести в наслаждении панорамно развертываемых передо мною миров некоторое соблазнительное богатство, за которое я плачу тем, что опустошается моя экзистенция или сбрасывается со счета, как нечто лишь «приватное», делаясь совершенным ничтожеством. В ориентировании в мире трансцендирование к экзистенции в исконном абсолютном сознании не является ни обоснованным, ни возможным. Эта положительность возникает из иного истока. Правда, ее можно обманчиво заменять искусственными и неправдивыми, патетическими или сентиментальными обязательствами, проистекающими из исторической образованности. Но поскольку эти последние уже были приобретены в процессе понимания, лишенного сознания границ, они немедленно дают сбой в реальной ситуации, в которой они их тогда случае и предают в решающую минуту ради плоского позитивизма и общечеловеческих душеспасительных соображений.