Философия. Книга первая. Философское ориентирование в мире

Правда, во всех науках есть чудесный флюид философской значительности, состоящий в том, что исследователя в его исследованиях фактически движет как бы некий миф в действительности: так в биологии, в истории, даже в математике. В наибольшей мере это случается там, где он всецело предается убедительному и эмпирическому исследованию. Но это исследование немедленно переживает срыв и утрачивает сразу и подлинную метафизику, и науку там, где сам этот миф начинают трактовать как предмет рефлексии, и исследование понимают как исследование ради этого мифа - например, как объективное учение о шифрах существования, которые, как тогда кажется, должны стать здесь доступными для сознания вообще. Хотя исследующее ориентирование в мире может возникнуть из метафизики и длительное время поддерживаться в своем движении ею, но оно может стать и остаться исследованием только при условии предметного исключения метафизики из своей сферы. Поэтому возможно, что работы, посвященные историческим, биологическим предметам, предметам точных наук, могут обращаться к нам как философия, хотя сами они не желают ничего и непосредственно не дают ничего, кроме исследования. Это - не смешение, а исполненная смысла действительность науки, сознающей свою принадлежность к единству всякого знания.

После этих размышлений имеют силу положения, по видимости противоречащие друг другу: «Осмысленная наука существует благодаря метафизике» (а именно, метафизика отделяет существенное от несущественного, благодаря ей имеется побуждение и цель; она составляет основу науки, не будучи самой наукой), и имеет силу другое положение: «Подлинная наука существует без метафизики» (а именно: наука логически убедительна и остается значимой в своих доказательствах, методах, результатах, как правильное знание, независимо от всякой метафизики). Чем более чисто конституируется ориентирование в мире как наука и чем более чисто оно предметно исключает из своего состава метафизику, тем яснее становится ее релевантность как науки, и в то же время - ее метафизическое значение. То, что ее мифическое значение никогда не может быть доказано объективным образом, - это обосновано в сущности ориентирования в мире, которое остается единственно значимым для сознания вообще, тогда как миф в ней доступен только для экзистенции. Известная всем тайна (das offenbare Geheimnis) - это одна из существенных черт мироориентирующей науки, которая поэтому, будучи пустой и безразличной как безэкзистенциальность одного лишь сознания, может стать готовностью к прыжку для возможной экзистенции. Именно по этой причине сильная и сознательная экзистенция решительнее всего настаивает на чистоте науки как убедительного знания. Как эту свободную от ценностей науку требует и осуществляет как раз наиболее решительно оценивающая экзистенция, так науки, независимой от метафизики, требует экзистенция, исполненная своей трансценденцией. И то, что экзистенция совпадает в этом отношении с требованиями предоставленного самому себе убедительного ratio и его критических притязаний, делает возможным надежный союз с этим последним, но порождает также и замечательную двусмысленность науки: а именно то, что она по масштабам этого ratio может оставаться на одном-единственном уровне в нескончаемом ряду своих сополагаемых достижений, тогда как для экзистенции она оказывается то пустой, а то содержательным незнанием. Поэтому идеал чистой науки хотя и имеет смысл, как идеал арбитра с инстанцией убедительного знания, но он теряет всякий смысл, если этот идеал науки представляется существующим в себе самом по собственному полномочию. Он не может тогда ни создать содержания, ни побуждать к чему-нибудь. Без метафизики остается только произвольность правильного. Неистинный идеал чистой науки, утверждающий замкнутый в себе покой убедительного знания, приводит ко многим смешениям, и прежде всего к тому, что люди принимают вид борцов за общезначимые убедительные правильности, там, где в действительности противостоят друг другу различные убеждения. Эти смешения приводят к тому, что от отчаяния начинают утверждать, что наука готова служить чему угодно, потому что по надобности она все может доказать или опровергнуть. Но это она делает не для критической мысли и не для содержательного исследования, но лишь в бездонном (bodenlosen) софистическом самодвижении пустой рефлексии.

3. Смысл науки в специфическом удовлетворении исследующего человека.

- Между метафизическим побуждением и особенным научным знанием и исследованием имеются промежуточные звенья, представление которых дает нам осознать те способы, которыми наука дает удовлетворение. Смысл науки осознается в классификации, ведущей от самого примитивного практического удовлетворения к той метафизической подготовительной работе, которую мы имели в виду до сих пор.

а) Прагматическое удовлетворение.