Философия науки Гастона Башляра

Анализ эпистемологии Башляра целесообразно начать с расссмотрения его «Исследования приближенного познания», вышедшего в свет в 1927 г. [48]. В этом же году Башляр выпускает историко-физическую работу «Исследование эволюции одной физической проблемы. Распространение тепла в твердых телах» [47]. Сравнивая эти книги, можно убедиться в общности их замысла: эпистемологическая работа развивает ту теоретическую концепцию науки и ее развития, которая на специальном материале применена в исторической работе. Однако между ними есть и различие.

В исследовании по истории изучения теплопередачи разбирается исключительно материал классической физики, а в эпистемологическом трактате мы находим самый разнообразный исторический материал, включая прежде всего физику микромира. Что касается теории относительности, анализу которой Башляр посвятил особую работу [49], то она лишь мимоходом упоминается в его эпистемологическом трактате и сознательно оставлена за рамками его проблематики. Теория относительности – в глазах Башляра – носит слишком новаторский характер, чтобы быть образцом для эпистемологического анализа. Как говорит философ, она порывает с самим принципом классического физического измерения, расщепляя его «атом» [48, с. 48]. «Релятивист, – замечает Башляр, – претендует на то, чтобы работать внутри самого инструментального атома, который физиком лаборатории фиксируется в качестве непреодолимого ограничения для его исследований… Таким образом, теория относительности предстает как уточнение (rectification) самой процедуры измерения (corps de mesure). Поэтому мы не без оснований, как нам кажется, исключаем ее из нашего анализа» [там же]. И хотя оброненное слово об исправлении или уточнении могло бы означать возможность ее анализа в плане развиваемого здесь Башляром подхода, однако не на ней строит свою концепцию приближенного познания философ.

1. Эпистемологическое значение физики микромира

Ключевым историко-научным феноменом для всей теоретической и историографической концепции Башляра оказывается микрофизика. Развитие физики атома и квантовой механики, которые только еще создавались в то время, когда Башляр писал свой эпистемологический трактат, привело его к глубокому убеждению, что, проникнув в микромир, человек столкнулся с совершенно новым классом объектов, требующих для своего познания нового мышления. Феномен микромира, с одной стороны, вписывается Башляром в концепцию «фракционной онтологии», разбивающей познаваемую реальность на «фракции», или сферы, с характерными для каждой из них «порядками величины» (les ordres de grandeur). Но, с другой стороны, он представляет собой не просто одну из «фракций» физической реальности. Микромир для Башляра – это парадигма мира вообще, микрореальность – модель реальности в целом. Как говорит Башляр, «реальность микромира индивидуальна и полна событиями и новизной» [48, с. 277]. Именно эти характеристики Башляр выбирает для определения реальности как таковой: «Реальность, – подчеркивает он, – всегда индивидуальна и никогда не бывает статичной» [там же, с. 277]. Сравнивая эти определения микрореальности и реальности, мы видим, что понятие микрофизической реальности служит Башляру матрицей для задания представления о реальности вообще. Но не только онтология, но и эпистемология конструируется на основе анализа микрофизики.

Действительно, познанию микромира отвечает «микроэпистемология» [там же, с. 279]. Ее основу составляет то, что случайность (la contingence) выступает здесь не как нечто субъективное, а как объективное определение самой реальности. Прежде всего это проявляется в статусе ошибки. Если сравнить классическую физику и отвечающий ей мир обычной реальности с квантовой физикой и ее миром, то обнаруживается, что функции ошибки в обоих случаях принципиальным образом различаются. «Действительно, – говорит Башляр, – если познание еще можно совершенствовать, если даже оно само может определить и измерить относительность своей ошибки или погрешности, то мы еще не достигли микроаналитического уровня» [48, с. 280]. Но если ошибка «действительно инкорпорируется в познание до такой степени, что становится его неизбежным и, более того, существеннейшим моментом, то случайность должна приниматься на данном уровне в качестве позитивного элемента», т. е. элемента самой реальности [там же, с. 280]. Иными словами, «эта случайность существует, – заканчивает свое рассуждение эпистемолог – и существует как очевидный факт в микромире» [там же]. Онтологический же статус случайности требует соответствующей микроэпистемологии.