Философия науки. Выпуск 6

2. “Я” и “Другой” (Я) в разные сроки, в одном времени. Изменение моего “Я” во время моей жизни не вызывает сомнения, тем не менее мы всегда можем говорить о единстве этого “Я”. При этом в каждый момент времени мы как бы заново создаем свое прошлое, вспоминая его немного по-другому. Но для того, чтобы репродуктивное схватывание осуществлялось, мысль должна различные временные моменты определять как идентичные. ““Все сознание так же относится ко всеохватывающей чистой апперцепции, как все чувственное созерцание в качестве представления к чистому внутреннему созерцанию, а именно ко времени”. Таким образом, единство времени, в котором и в силу которого для нас только и существует единство эмпирического сознания, сведено здесь к общим условиям; и эти условия вместе с основоположениями, из них проистекающими, оказываются при более глубоком анализе теми же, на которых основано все полагание объективно значимых связей и тем самым все “познание предмета”” [3, с. 179][92]. Последнее для нас принципиально важно. Если в результате применения первой схемы мы в той или иной степени психологизируем историю, сравнивая изменения исторического другого со своим собственным изменением, то реализация второй схемы может иметь принципиально апсихологический характер. Речь идет именно об “объективно значимых связях”. В зависимости от того, что историк принимает за объективность — смену материальных орудий труда или смену форм религиозного отношения человека к миру, мы получаем то или иное реальное наполнение данной схемы.

При реализации этой схемы “объектность”, в какой бы материальной или идеальной форме она не выступала, в своих изменениях подчиняется схеме предметно-практической деятельности субъекта. “Предмет познания вполне объективен, но это — объективность одного из узлов практической деятельности, это — объективность деятельности субъекта. Предмет — это именно фрагмент действительности (!), а не просто феномен существования” [4, с. 94][93].

Данная схема имеет фундаментальный характер в том плане, что она лежит в основании любого научного исследования истории. “Я” принципиально не элиминируется из всех других схем, а именно эта схема задает исходное единство понимания роли человека в истории. Но можем ли мы остановится в этом пункте? Нет. Свое определение, имя, возможность изменения, формы осуществления “Я” получает не от самого себя, а от “Другого”, которое конечно же так же является “Я”, но за пределами его отношения ко мне.

3. “Я” и “Другой” в одни и те же сроки, в разное время. Хотя мы употребляем здесь понятие “разное время”, речь идет о форме одновременности. Существование и изменение “Другого” подчинено времени существования его “Я”, которое моему “Я” принципиально недоступно. Какие бы тесные контакты между нами в эти одни и те же сроки не осуществлялись, наша одновременность с ним имеет формальный характер, например связь обмена между независимыми производителями на рынке товаров и услуг. Время выступает здесь не в объективной форме деятельности субъекта. Как во второй схеме, оно объективно само по себе. Наоборот, и “Я” и “Другой” вынуждены считаться в своем взаимодействии с объективностью времени. Наше отношение друг к другу оказывается лишь функцией общего порядка, которой в целом подчинен определенной размерности времени.