Философия обмана

Я постоянно думаю о дочери и зяте. Они – красивая пара. Моя зеленоглазая, почти всегда веселая Диана и Джеймс – высокий, стройный, с умными серыми глазами, волевым лицом. Я как-то спросила Джеймса, почему он не хочет жить в Индии вместе с отцом и тоже не занимается мистикой. На что Джеймс ответил, что он в подобного рода «штуки» не верит и что Англию не покинет никогда.

Зато я, обрекши себя на одинокую жизнь в провинции, в сущности, на ту самую монастырскую жизнь, о которой рассказывал и мечтал Володя, научилась лучше понимать людей и мир. Володя меня учил не только разбираться в своих душевных состояниях, но и развивать мои физические возможности. Я регулярно занималась спортом, йогой. Когда он исчез, я записалась на сеансы реинкарнации и накупила целую кучу книг о карме. Моя цель была – самосовершенствование.

Мне тогда казалось, что если я стану лучше, сильнее, то он обязательно вернется ко мне.

…Никогда раньше не доводилось разговаривать с Калькуттой.

Владимир: Приезжай, Виктория, я покажу тебе Индию. Ты согласна?

Виктория: Да.

…Иногда думалось о Марселе Прусте с его ассоциативными сюжетами. Когда я вспоминала наш последний с Володей вечер в Киеве, мне представлялась рожь. Бесконечное поле ржи…В небольшой комнатенке с заткнутым тряпкой дыркой в разбитом крошечном окне, было много слов – таких же перезрелых и ссохшихся, как та неудавшаяся рожь, как то неухоженное, выжженное солнцем поле. Слова сыпались на дощатый пол комнатенки, на стол, стукались о стены. Сгорая, они превращались в пепел и покрывали плечи, головы, руки сидящих там мужчины и женщины. Эти двое… разные по характеру, по восприятию поля ржи. Жизнь людей манила его своей безудержностью, обнадеживала своей беспредельностью. Губила пустотой ее душу. Чернота покалеченного окна пугала ее. Она отворачивалась от него, но взор упрямо волок ее в бездну. Черные дыры манят… А-а-а-а! И снова рожь. Неустойчивое, колеблющееся поле ржи. Откуда взялся огонь?! Он в гневе. Вихрем мчатся и пропадают желания, кипят и остывают страсти. В изнеможении он сел. Он был неподвижен и суров. Две зияющие глазница были до безобразия пусты, губы сжаты. Языки пламени лизали его уши, обнимали ноги…

Мы сидели в уютной однокомнатной квартире, говорили о многом и я старалась на Володю досыта насмотреться.

Диана: Что же тогда произошло между вами?

Виктория: Мы расстались. Он исчез.

Калькуттский базар – настоящий Восток. Там столько ларьков, магазинов, что можно легко потеряться. Если бы Володя захотел, всю провизию привезли бы домой. Но мне было любопытно взглянуть на все своими глазами. И это несмотря на больную ногу! Одной рукой я упиралась на палку, другой – на руку моего кавалера. По базару мы шли в сопровождении двух «гидов» – индийцев, предлагающих свою помощь в приобретении товаров. От них было трудно отделаться. Они несли соломенные корзины. Они отталкивали друг друга, и под аккомпанемент их советов мы двигались далее. Нас они называли «бабу». И даже когда мы уже усаживались в автомобиль, продолжали уговаривать принять их помощь.

После сытного и вкусного обеда в Володином доме, который напоминал мне замок, мы поехали смотреть город. Потом побывали в Агре. Я и сейчас под впечатлением белоснежного дворца Тадж-Махал. Володя рассказал мне необыкновенную историю любви императора Шах-Джахана и красавицы Мумтаз. Они поженились в 1612 году и с тех пор больше не расставались. Будучи мусульманским правителем, Шах-Джахан имел гарем, но на других женщин, по свидетельству очевидцев, не обращал внимания. Мумтаз была великодушна и щедра. Она родила ему тринадцать детей. А когда ждала четырнадцатого – умерла. От горя император за один день поседел. «В память о нашей любви я построю для Мумтаз мавзолей», – рыдая, промолвил он. Так появилось это архитектурное чудо.

Прошла неделя. Мы с Володей много разъезжали по Калькутте. И, хотя вечерами мы вспоминали Киев и общих друзей, я не узнавала в «новом» Владимире моего Володю. Это опечалило меня. И мне даже однажды очень захотелось домой. Он больше не упоминал Кастанеду, не говорил о том, что главное для человека – его духовное развитие и физическое совершенство. После нашего расставания я посвятила этому свою жизнь. Я не нажила богатства, зато я лелеяла свой внутренний мир.

Я взяла себе за правило: не ограничивать себя ни в чем, но никогда и ничем не злоупотреблять. Как говорила святая заповедь: нужно быть умеренным и в питии, и в пище. Я старалась думать положительно, даже когда жизнь подсовывала мне неприятные сюрпризы. И я была добра к людям. Мне был важен храм, который я имела в своей душе, и я стала довольным жизнью человеком.

Владимир: Этот дом, Вика, в твоем распоряжении. Я хочу жениться на тебе.