Читаем Философия обмана полностью

Вместе с тем добродетельный обман несет в себе заметную дозу амнистии человеческой слабости, фрагментарности, ограниченности, склонности к амбиции и прагматизму. В нем проявляются некоторые свойства человеческой природы, сформированные не только социальным развитием, но и биологической эволюцией. В.И. Свинцов верно замечает, что «добродетельный обман, вероятно, генетически восходит к действию тех фильтров, которые не пропускают истинную, но биологически вредную для индивида информацию»45.

Для лучшего понимания целей добродетельного обмана и его сути полезно сопоставить добродетельный обман с недоброжелательной правдой. Ведь поборники правды далеко не всегда руководствуются добрыми целями. Как часто точные факты, неопровержимая информация используются ими в качестве оружия против недругов, конкурентов, а то и просто из самых низменных побуждений - зависти, недоброжелательства, злорадства. В таких случаях тяжкую, горестную правду сообщают с явной (плохо прикрытой) радостью, широко пропагандируют, повторяют. Мы видим это не только на уровне взаимоотношений индивидуальных субъектов, но и на уровне общения коллективных и институциональных субъектов - вплоть до взаимоотношений государств. Подобная активность, как правило, идет вразрез с элементарными нормами нравственности, выглядит аморально. Недаром одна из восточных мудростей

гласит: «Правда, сказанная злобно, лжи отъявленной подобна».

Это служит еще одной иллюстрацией того, что правда как высшая ценность конкретна, что не существует некой абсолютной абстрактной правды, хотя она не раз прокламировалась и в ее призрачном лоне нередко вили себе уютные гнезда вероломство, низость и фарисейство. Сложнейшая жизненная диалектика правды и добродетельной неправды вряд ли может быть полнокровна отображена в теоретической форме, это, скорее, дело искусства, поэзии. Диалектические взаимопереходы истины и лжи, возвышенного и низменного, справедливого и несправедливого, нравственного и безнравственного в правде и обмане -эта непредзаданная и непредсказуемая игра противоречий в многомерном смысловом пространстве человеческого духа - достойный объект художественного гения.

Именно у великих художников мы находим парадоксальные, но полные глубокой достоверности образы правдоискательства, стремящегося пробиться к своей подлинности сквозь зыбучую, вездесущую среду неправды, недостоверности, неопределенности и для этого обманывающего себя и других. Испокон веков искусство воспроизводило и шлифовало метафоры «святой лжи», «сладостного», «возвышающего» обмана, экспериментируя на человеческом духе, испытывая его на излом, на прочность, надежность его добронравия, добросовестности.

Обратимся в Пушкину. Какая широкая, многокрасочная гамма душевных состояний, охватываемая словом «обман»!

Ивее, чем я страдал, а все, что сердцу мило Желаний и надежд томительный обман...46

Если жизнь тебя обманет,

Не печалься, не сердись!х Священный, сладостный обман Души волшебное светило..}.

И, наконец, знаменитое:

Да будет проклят правды свет Когда посредственности хладной Завистливой, к соблазну жадной Он угождает праздно! - Нет!

Тьмы низких истин нам дороже Все возвышающий обман..Л

В той или иной степени эта поэтическая истина о возвышающем обмане понятна каждому, ибо наш дух проек-тивен, устремлен в будущее (мечтой, надеждой и верой), никогда окончательно не укоренен в наличном бытии и окончательно не удовлетворен в нем, и пока жив, он сохраняет некую потенциальную силу воспарения над низким, посредственным, заурядным, над рутиной и скукой наличного бытия. Поэтому «правды свет» может быть и тусклым, способным освещать только близлежащие предметы повседневности, жалкую прозаическую достоверность и скрывать дальнее и расположенное выше. Такая правда способна питать цинизм, неверие в высшие ценности, формировать и утверждать в качестве нормы своего рода недо-человечность. А пушкинский «возвышающий обман», символизирующий веру в идеал, в наивысшие ценности и смыслы, есть способ сохранения надежды на лучшую, одухотворенную жизнь, на возможность обретения высших ценностей (любви, верности, творческого порыва). 474849

Перейти на страницу:

Похожие книги

Этика Спинозы как метафизика морали
Этика Спинозы как метафизика морали

В своем исследовании автор доказывает, что моральная доктрина Спинозы, изложенная им в его главном сочинении «Этика», представляет собой пример соединения общефилософского взгляда на мир с детальным анализом феноменов нравственной жизни человека. Реализованный в практической философии Спинозы синтез этики и метафизики предполагает, что определяющим и превалирующим в моральном дискурсе является учение о первичных основаниях бытия. Именно метафизика выстраивает ценностную иерархию универсума и определяет его основные мировоззренческие приоритеты; она же конструирует и телеологию моральной жизни. Автор данного исследования предлагает неординарное прочтение натуралистической доктрины Спинозы, показывая, что фигурирующая здесь «естественная» установка человеческого разума всякий раз использует некоторый методологический «оператор», соответствующий тому или иному конкретному контексту. При анализе фундаментальных тем этической доктрины Спинозы автор книги вводит понятие «онтологического априори». В работе использован материал основных философских произведений Спинозы, а также подробно анализируются некоторые значимые письма великого моралиста. Она опирается на многочисленные современные исследования творческого наследия Спинозы в западной и отечественной историко-философской науке.

Аслан Гусаевич Гаджикурбанов

Философия / Образование и наука
Философия символических форм. Том 1. Язык
Философия символических форм. Том 1. Язык

Э. Кассирер (1874–1945) — немецкий философ — неокантианец. Его главным трудом стала «Философия символических форм» (1923–1929). Это выдающееся философское произведение представляет собой ряд взаимосвязанных исторических и систематических исследований, посвященных языку, мифу, религии и научному познанию, которые продолжают и развивают основные идеи предшествующих работ Кассирера. Общим понятием для него становится уже не «познание», а «дух», отождествляемый с «духовной культурой» и «культурой» в целом в противоположность «природе». Средство, с помощью которого происходит всякое оформление духа, Кассирер находит в знаке, символе, или «символической форме». В «символической функции», полагает Кассирер, открывается сама сущность человеческого сознания — его способность существовать через синтез противоположностей.Смысл исторического процесса Кассирер видит в «самоосвобождении человека», задачу же философии культуры — в выявлении инвариантных структур, остающихся неизменными в ходе исторического развития.

Эрнст Кассирер

Культурология / Философия / Образование и наука