Вспомним самосогласованную систему частиц, взаимодействие которых гарантирует существование каждой. Наука в своем дальнейшем развитии, быть может, подтвердит эту схему для сильных взаимодействий. Но не исключено также появление физической теории, которая свяжет субстанциальные свойства частицы с воздействием на нее всех частиц, образующих Метагалактику. Следующая условная схема пояснит эту возможную тенденцию. Дисимметрия вероятностей элементарных сдвигов приводит к ненулевой макроскопической скорости частицы. Можно было бы отождествить эту дисимметрию с импульсом частицы и возложить ответственность за нее на локальные поля, связанные с неоднородным распределением материи в окружающем нас пространстве. Но какое поле ответственно за симметрию, за статистический разброс элементарных сдвигов, который заставляет макроскопическую скорость частицы быть меньшей, чем скорость света? С таким статистическим разбросом движутся частицы, обладающие массой покоя. Естественно отождествить массу покоя с симметрией вероятностей элементарных сдвигов и возложить ответственность за нее на однородную Метагалактику. Из однородности Метагалактики (в которой становятся пренебрежимыми даже такие неоднородности, как галактики и скопления галактик) вытекает, что частице со всех сторон противостоит одна и та же «толща» Вселенной; это и объясняет симметрию вероятностей элементарных сдвигов.
Излагая эти гипотетические конструкции, я, как мне кажется, не ухожу от темы прогноза, не заменяю вопрос о том, куда идет наука, вопросом о том, как устроена природа. Приведенные конструкции, как уже не раз говорилось, являются условными иллюстрациями реальной тенденции объединения понятий космоса и микрокосма. Кончился долгий период, когда последним звеном анализа rerum natura были микроскопические «кирипичи мироздания». Теперь не только поведение, но и существование элементарных частиц оказывается связанным с самосогласованной космической системой, охватывающей всю Метагалактику.
Отсюда — некоторые особенности стиля и темпа современного развития науки. Сама наука становится самосогласованной системой, в которой понятия одной области приобретают смысл только при существовании корреспондирующих им понятий в других областях. Еще недавно можно было говорить о динамике частиц одного типа без того, чтобы при этом возникали проблемы, противоречия, затруднения, их преодоление в виде новых понятий — в динамике других частиц. Когда речь идет о единой теории частиц, о высоких энергиях, о трансмутациях, которые ограничивают или видоизменяют динамику данных, тождественных себе частиц определенного типа, уже нельзя сохранить перегородки между исследованиями, посвященными различным типам частиц. Соответственно меняется связь между исследованиями, относящимися к различным взаимодействиям. Раньше они распределялись по относительно далеким областям: тяготением интересовались, когда речь шла о космических областях, электромагнитные взаимодействия объясняли явления в широком диапазоне от геофизики до атомной физики, а на сильные взаимодействия ссылались при изучении ядер. Теперь все это изменилось. Гравитационный коллапс привлекается не только для объяснения судьбы звезд, но и для объяснения микропроцессов, например превращения максимонов Маркова в известные нам частицы. Все это приводит к своеобразной, не имеющей прецедентов связи между частными открытиями и общей концепцией мироздания. Частное открытие во многих случаях является столь парадоксальным, что оно индуцирует пересмотр общей концепции. Это бывало и раньше, но тогда указанная индукция была «слабым взаимодействием»: например, между опытами, не подтвердившими существование эфирного ветра, и теорией относительности прошло четверть века. Характерным примером современного «сильного взаимодействия» между частным открытием и фундаментальной концепцией служит экспериментальное открытие несохранения четности при распаде некоторых определенных частиц и объяснившая этот результат общая концепция. Они разделялись интервалом в несколько месяцев. Дискретность прогресса фундаментальных идей сейчас смягчается; интервалы между обобщениями иногда приближаются к интервалам между очередными номерами основных физических журналов. Прогресс фундаментальных знаний становится практически непрерывным. Конечно, столь часто появляющиеся фундаментальные обобщения неоднозначны, не обладают предикатом единственности, не подтверждены experimentum crucis и часто даже не указывают на характер такого решающего эксперимента. Но появление новой экспериментальной базы, не останавливая появления фундаментальных обобщений, в значительной мере сделает такой натурфилософский стиль однозначным. Впрочем, выражение «натурфилософский стиль», может быть, и несправедливо: появляющиеся сейчас фундаментальные концепции — это, в сущности, отработка вопросов, которые будут заданы природе с помощью экспериментальных средств, о которых пойдет речь в следующих двух главах этой книги.