Философия переннис

Стадо, толпа никогда не прощает человека, который пытается принести в существование что-то новое. Толпа всегда обращена в прошлое. Она живет тем, что уже мертво. Она не видит будущего. А провидцы, утописты и мечтатели обязательно наказываются или вознаграждаются таким путем.

Я называю это наградой. Это упрочило престиж Индиры Ганди и обнажило сущность Морарджи Десаи. Его лицемерие, его так называемая ненасильственность, его так называемое махатмоподобие раскрылись через этот поступок. Он подтвердил только одно: свой страх, свою паранойю.

Ограниченный ум всегда боится великого ума. Пигмеи всегда боятся гигантов, неинтеллигентный человек всегда боится интеллигентного. Но неинтеллигентных всегда большинство. У них есть сила, на которую не может рассчитывать интеллигент" их всегда поддерживает стадо. Вот что случилось.

За Морарджи Десаи большинство парламента. И вся его шайка очень боится Индиры, поскольку, если она останется в парламенте, то дни их власти ограничены, их можно сосчитать по пальцам. Под любым предлогом ее нужно вышвырнуть вон. И что бы они ни придумали, это не что иное, как предлог.

Это свидетельство ревности посредственности — посредственность всегда ревнива. Они завидуют всему, чего не могут добиться сами. У Морарджи Десаи нет личного изящества, нет изысканности. Он завидует Индире Ганди. Ему хотелось бы уничтожить ее. Это он и пытается сделать.

И массы никогда не любили того, кто по-настоящему изящен. Массам тоже нравится тот, кто похож на них. Тот, в ком есть некое аристократическое изящество, очень не нравится массам. В глубине изящный человек не принадлежит им.

И также это — уродливый акт политической вендетты. Это просто попытка наказать — наказать ее за то, что она пыталась сделать нечто чрезвычайно важное. Она пыталась привести эту страну в определенный порядок — в этом ее вина. Она пыталась привести эту страну к определенной дисциплине, пыталась уничтожить контрабандистов, хулиганов, эксплуататоров, а все они объединились за Морарджи Десаи. Все они напуганы. Если она вернется к власти, снова начнутся неприятности. Морарджи — их защита.

Реальная власть принадлежит не Морарджи Десаи: реальная власть в руках индийских фашистов. Морарджи Десаи сказал, когда он наказывал Индиру Ганди, когда он изгонял ее из парламента и сажал в тюрьму, он сказал: "Теперь люди узнают, теперь я доказал, что я не бессилен. Я кое-что могу".

Однако фактически он доказал как раз обратное: он доказал только свое бессилие. Он беспомощен перед фашистскими силами, которые действуют за его спиной. Он — на поверхности; реальная сила в руках индийских фашистов. Этот поступок доказал лишь то, что он полностью бессилен, что у власти не он, а те несколько человек, которые стоят за ним — им принадлежит реальная сила. Они хотят раздавить Индиру Ганди, уничтожить ее. Они хотят уничтожить все революционные и прогрессивные силы в этой стране.

И еще этот поступок антидемократичен. Это оскорбление для тех людей, которые выбрали Индиру Ганди в парламент. Это абсолютно антидемократично. Но когда люди приходят к власти, они склонны становиться антидемократичными. Люди пользуются демократией лишь как лестницей, ведущей к власти; а раз уж они оказались у власти, то кому нужна демократия?

Но я счастлив, что Морарджи Десаи сделал это. Я счастлив потому, что это начало конца его власти. Я счастлив потому, что это упрочило положение Индиры Ганди.

В истории есть тонкая логика, и эта тонкая логика заключается вот в чем: когда кого-то наказывают таким образом — безобразно, антидемократично — массы начинают испытывать к этому человеку определенное сочувствие. И вот что произошло: люди больше сочувствуют Индире Ганди, чем до наказания. Вот почему я говорю, что я счастлив.

Это просто начало конца Морарджи Десаи и его шайки.

Помните, эта страна живет в хаосе. Здесь нет порядка, нет закона. Эта страна живет почти без правительства. И естественно, те, кто находится в меньшинстве, страдают. А то, что сделал Морарджи Десаи за двадцать месяцев фиктивное правительство. Совершенно беспомощное! — оно не сделало ничего. Оно полностью зависело от прогнившей бюрократии, и оно препятствовало всему прогрессивному, всему, что могло возвестить начало нового, новое будущее.

Как раз на днях я прочел в газете: он говорил обо мне, что я пытаюсь уничтожить религию, а он старается защитить ее. Какую религию пытается он защитить? У него вообще нет никакого представления о религии. Но я понимаю, что он имеет в виду. Он имеет в виду все, что сгнило, умерло, прошло. Он хочет защитить традицию — он называет это религией.

Религия — это не традиция: религия всегда — революция.

А он сказал, что он против меня потому, что я разрушаю религию. Я даю рождение новой религии. И религия всегда нуждается в обновлении. Религия всегда нуждается в том, чтобы в нее вливалась новая энергия, которая делает ее живой и текучей. религия должна рождаться вновь и вновь в соответствии со временем и обстоятельствами.