Философия пожизненного узника. Исповедь, произнесённая на кладбище Духа

Яна Теплова Не касаясь даже внешней политики, Крыма, делёжки мировых рынков и т.д., многие задают вопрос: а что здесь наше? Землю для начала пришлось бы сделать нашей, а ценности – нормальные, не фальшивые и не протухшие этакие феодальные – выработать. Для этого, наверное, нужно гражданское общество – к вопросу о будущем. Пока, прости, даже в сытой благополучной Москве вижу, что это не наше. Хотя могло бы быть (а могло бы быть всё и похуже). Чиновников, крупного бизнеса, церковников даже и пр. – их, но не наше. Даже то, что осталось от Союза и работает «по инерции». Нам даже организованно выйти на улицу, мирно высказаться, например, в защиту трудовых прав без разрешения Господ на «нашей» земле нельзя. Пытаются втюхать то прописку, то цензуру, то ещё что. Зато предлагают, условно, гордиться тем, что у Господ™ самые богатые дворы, а нормальное, справедливое и здоровое стремление к комфорту и уважению у людей не из числа таковых клеймится.

Это не выпад, просто, как думаешь: что люди захотят защищать?

P.S. В 2011 моей матери, и так работающей, с большим стажем, насчитали пенсию аж в 9000 руб. Мажор, сопляк, за вечер спустит больше, и им это не заработано… Это не те ценности, которые мне хотелось бы защитить. Это долбаный стыд, пардон.

Михаил Минаичев И я не пойму, с какого бока это у меня выскочило.

Lubov Gaiduchenko Яна, я ведь не про это. А ты хотела бы, чтобы с Крыма на нас ракеты были нацелены?

Lubov Gaiduchenko Да бань на здоровье, вражье хамло

И ПОСЛЕ ЭТОГО ГАДЮШНИКА Я ЕЩЁ ХАЮ МАКСПАРК???

Не только о холокосте

Даже на таком сайте, как Макспарк, где тысячи людей просто «тусуются» от нечего делать или заходят сюда вылить накопившуюся у них жёлчь и злобу на окружающий мир, а большинство просто занимается никому не нужной пустой болтовнёй и междусобойчиками, у меня много читателей, тех, кто действительно всерьёз задумывается об этой жизни и пытается понять, что же она из себя представляет и что же в ней не так. И я очень часто получаю письма, что людям нравится то, что я пишу, потому что всё это заставляет думать, а не бессмысленно бегать глазами по строчкам.

Я это к чему? К тому, что буквально вчера со мной подружился один пожилой человек. То есть, возник-то он давно, читал меня, комментировал, присматривался. А вчера попросил адрес моей почты. И ещё была у него просьба: он хотел, чтобы я написала на тему о холокосте и о том, что немцы решили прекратить свою компенсацию за него, как об этом недавно объявида Ангела Меркель.

В Макспарке очень много антисемитов, а я как раз наоборот – не знаю, как это называется – юдофилка, что ли? Это уже давно всеми тут замечено. Моя любовь к евреям началась в детстве, с моего учителя по скрипке, замечательный был человек, увы, теперь уже покойный. И потом всю жизнь у меня было очень много друзей-евреев.

Но написать статью на тему немцев и их нынешнего «плохого» поведения по отношению к евреям я бы не взялась. Я, в общем-то, совсем не в курсе, не в теме, как теперь говорят. А я никогда не пишу того, чего не знаю досконально. Да и вообще, пишу только о том, что приходит в голову мне самой, а не то, о чём меня иногда просят написать те, кто считает, что я напишу лучше.

Но в результате этот человек всё написал сам и прекрасно написал – с большим чувством, и слог и стиль у него просто замечательные. И неудивительно – он доктор наук, неважно, что не гуманитарных, владеет английским и вообще интеллигентный человек, это сразу чувствуется на фоне множества здешних вахлаков.

Но вот эта тема сегодня сама как бы пришла ко мне. Я часто слушаю замечательного пианиста —Даниэла Баренбойма, у меня много его записей. Он родился в Аргентине в 1942, кажется, году, а теперь его постоянное место жительства – Берлин, где он руководит Штаатсоперой. И вот каждый раз, когда я слушаю видеозапись одного из восьми концертов, где он исполняет сонаты Бетховена, меня всегда дико поражает зал, и вот почему. Эти люди – немцы – слушают его, затаив дыхание, как один человек. Я много где слушала музыку, в разных странах, в разных прославленных помещениях, одно время как на работу (в молодости) ходила чуть не каждый вечер в Большой и Малый Залы Ленинградской филармонии. Но такого зала, как вот этот, в Штаатсопере, такой публики не видела никогда, ей-Богу!!!

Наверное, в храмах не бывает такого благоговейного чувства, с каким они слушают этого пианиста, да, впрочем, и немудрено – он гений. А ведь мог бы родиться и не в Аргентине, а здесь, в те годы. И что было бы? Мир лишился бы этого бесподобного, редкого музыканта, потому что кто-то из предков тех, кто сейчас его слушает, сжёг бы его родителей или его самого в печи Бухенвальда или Дахау… И мы не знаем, сколько там погибло талантов и гениев.