Философия права

Определение же и сохранение границ свободы — это пре­жде всего ее установление в содержательных характеристи­ках, позитивное "положение", при котором обозначаются ее пределы, причем — так, что положительно определенная свобода получает надлежащее обеспечение.

Вот это положение — об "определении" и "сохранении границ" (которые в известных сторонах выражаются в ограничениях, "налагаемых разумом") - и является самой главной, решающей идеей, характеризующей, на мой взгляд, философ­ские взгляды Канта по рассматриваемой проблеме. Ибо такое определение и сохранение границ свободы, о котором говорит Кант, может дать только позитивное право.

Свобода, закон, право.

Итак, именно позитивное право оказывается тем нормативно-ценностным регулятором, свой­ства которого прямо (точка в точку) отвечают социальным потребностям, вытекающим из необходимости раскрыть со­зидательный, творческий потенциал свободы и одновремен­но — устранить негативные стороны "постоянного анта­гонизма" (или, по иному выражению Канта, "необщитель­ной общительности").

Ведь как раз позитивному праву присуща наряду со все­общей нормативностью способность достигать определенности регулирования по содержанию, а также надлежащим образом гарантировать, обеспечивать его, то есть сохранять границы.

Вот здесь-то и раскрывается определяющая роль пози­тивного права в данной сфере социальной жизни. Определяю­щая роль — не в смысле ущемления, лимитации свободы, а в смысле придания ей необходимого качества, при котором про­стор для человеческой активности согласуется с разумом, ду­ховными ценностями и — что не менее важно — с активностью всех других людей, всего человеческого сообщества.

Если рассмотреть в единстве всю цепь кантовских идей ("величайшая свобода" — "постоянный антагонизм" — "оп­ределение и сохранение границ свободы" — задача, реали­зуемая при помощи позитивного права), то, надо полагать, не окажется преувеличением предположение о том, что именно Канту принадлежит в полной мере в науке не оце­ненная заслуга наиболее философски фундаментального, строго научного, "математически" точного обоснования не­обходимости, неустранимой закономерности позитивного права в обществе, в жизни людей, развивающихся на своих естественных основах. И потому столь убедительными, в отличие от гегелевско-марксовых суждений, являются его взгляды о единстве "публичного (позитивного) права" и внешнего (публичного) закона", а также характеристика позитивного права и публичного закона, предельно крат­кая, но в высшей степени точная, емкая, достойная того, чтобы в виде дефиниции войти во все учебники по правове­дению, — характеристика, в соответствии с которой пуб­личный закон (позитивное право) определяет "для всех, что им по праву должно быть дозволено или не дозволено"[97].

На мой взгляд, кантовская мысль о свободе и праве находится на уровне тех как будто парадоксальных истин, которые близки по смыслу и видимой парадоксальности к христовым откровениям; свобода в обществе представляет собой не просто простор для произвольного, по вольному усмотрению действований, некий благостный, потребитель­ский дар, а, с философской точки зрения, явление, находя­щееся в тесном единении с разумом, с самой возможностью творчества, проявления созидательной человеческой актив­ности и в этой связи — с позитивным правом, его свойства­ми и достоинствами.

Приведенные определения свободы, построенные на воззрениях Канта, могут быть дополнены суждениями дру­гих великих мыслителей.

Здесь, пожалуй, прежде всего следует сказать о взгля­дах по рассматриваемому вопросу Шеллинга. В них, во взгля­дах Шеллинга, есть ключевой пункт, который нельзя упускать из виду. Если позитивное право через свое предназначение "определять и сохранять границы" становится необходимым для свободы, дающей простор "постоянному антагонизму", то оно не может быть случайным, неустойчивым и зыбким, не преграждающим путь произволу эгоистических влечений и не зависящим от какой-либо иной объективной необходи­мости. Вот что пишет на этот счет Шеллинг: "Для самой сво­боды необходима предпосылка, что человек, будучи в своем действований свободен, в конечном результате своих дейст­вий зависит от необходимости, которая стоит над ним и сама направляет игру его свободы... Посредством моего свободно­го действования для меня должно возникнуть также нечто объективное, вторая природа, правовое устройство"[98].