. То обстоятельство, что в лице одного члена общества поражены и все другие, меняет природу преступления не согласно его понятию, а лишь со стороны внешнего существования, со стороны поражения, от которого теперь страдает представление и сознание гражданского общества, а не только существование непосредственно пораженного. Во времена героев (см. античные трагедии) граждане не считают себя пораженными теми преступлениями, которые члены царских домов совершают друг против друга. Так как наказание за преступление, представляющее в себе бесконечное поражение, обладает мерой со стороны своего наличного бытия, и наказание за него должно соразмеряться с его качественными и количественными различиями (§ 96), а это его наличное бытие существенно определяется как представление о законах и сознание их действия, то опасность для гражданского общества есть некоторое определение размера преступления или же одно из его качественных определений. Но это качество или размер изменяется соответственно состоянию гражданского общества, и в этом заключается оправдание как того, что кража нескольких су или репы карается смертной казнью, так и того, что кража предметов во сто или тысячу раз более ценных наказывается легко. Хотя и кажется, что точка зрения опасности для гражданского общества делает преступление более тяжким, она в действительности преимущественно приводила к облегчению наказания. Уголовный кодекс связан поэтому главным образом со своей эпохой и с состоянием гражданского общества в эту эпоху.
Прибавление
. То обстоятельство, что совершенное в обществе преступление представляется более тяжким и все же карается менее сурово, кажется самопротиворечивым. Но если, с одной стороны, общество не может оставлять преступление безнаказанным, ибо последнее в таком случае полагалось бы как право, то все же преступление есть всегда лишь направленное против общества единичное покушение, нечто шаткое и изолированное, ибо общество уверено в самом себе. Благодаря прочности самого общества преступление оказывается в положении чего-то чисто субъективного, как будто возникшего не столько из обдуманной воли, сколько из природных импульсов. Благодаря этому получается более мягкое отношение к преступлению, и наказание делается также менее суровым. Если положение самого общества еще шатко, тогда закону приходится посредством наказания устанавливать пример, ибо наказание само есть пример, направленный против примера данного преступления. Но в обществе, стоящем прочно, положенность преступления столь слаба, что с этим должно соразмеряться также и упразднение этой положенности. Суровые наказания, следовательно, не суть сами по себе нечто несправедливое, а находятся в определенном соотношении с состоянием общества в данную эпоху; один и тот же уголовный кодекс не может годиться для всех времен, и преступления суть мнимые существования, которые могут влечь за собою большие или меньшие наказания.
с) Суд
§ 219
Право, вступившее в наличное бытие в форме закона, есть само по себе, самостоятельно противостоит особенному волению
права и особенному мнению о праве и должно проявить свою силу как всеобщее. Это познание и осуществление права в особенном случае без субъективного чувства особенного интереса представляет собою прерогативу официальной власти, суда.
Примечание
. Историческое возникновение судьи и суда могло происходить в форме патриархальных отношений, или насилия, или добровольного выбора; это безразлично для понятия предмета. Рассматривать введение отправления правосудия со стороны государей и правительств лишь как произвольный акт благоволения и милости, как это делает г. фон Галлер (в его «Restauration der Staatswissenschaft»), есть нелепая мысль, в которой нет ни следа понимания того, что когда мы говорим о законе и государстве, то важно установить, что их учреждения разумны сами по себе и потому необходимы, а форма их возникновения и введения не есть то, что нас интересует при рассмотрении их разумного основания. Другой противоположной крайностью является грубое представление, видящее в правосудии, как это было в период кулачного права, неподобающее насилие, подавление свободы и деспотизм. На правосудие надо смотреть одновременно и как на обязанность и как на право предержащей власти, которое, однако, также не проистекает из капризного решения индивидуумов поручить или не поручить его исполнение особой власти.