. Когда спрашивают, что мы должны рассматривать как главную цель брака, желая посредством ответа на этот вопрос получить возможность черпать юридические определения или судить о них, то под «главной целью» разумеют ту из отдельных сторон его действительности, которую нужно рассматривать как наиболее существенную по сравнению со всеми другими. Но ни одна из этих сторон, взятая отдельно, не составляет всего объема его в себе и для себя сущего содержания, нравственного, и одна или другая сторона существования брака может отсутствовать без ущерба для его сущности. Если заключение брака как таковое, та торжественная церемония, посредством которой высказывается и констатируется сущность этого союза как некоего нравственного, стоящего выше случайности чувства и особенной склонности, – если эта церемония признается внешней формальностью и лишь так называемым гражданским требованием, то этому акту остается только служить, скажем, цели назидания и удостоверением гражданского отношения, а то даже оно начинает считаться просто положительным произволом гражданского или церковного установления, которое не только безразлично для природы брака, а даже оскверняет чувство любви, и как нечто чуждое противоречит интимности этого союза, поскольку благодаря ему сердце придает значение этому формальному заключению брачного союза и рассматривает таковое как предшествующее условие полной взаимной отдачи себя. Такое мнение, претендующее дать высшее понятие о свободе, интимности и совершенстве любви, на самом деле скорее отрицает нравственное в любви, более высокую задержку и оттеснение чисто природного влечения, которое (оттеснение) природным образом содержится уже в чувстве стыда и благодаря более определенному духовному сознанию поднимается до целомудрия и чистоты. Говоря более точно, мы должны сказать, что этим воззрением отвергается нравственное определение, состоящее в том, что сознание выходит из своей природности и субъективности, собирает себя в мысль о субстанциальном, и вместо того чтобы все еще оставлять за собою возможность выбрать случайное и произвол чувственной склонности, изъемлет этот союз из сферы произвола и, связывая его перед пенатами, передает его субстанциальному, низводя чувственный момент на степень некоего лишь обусловленного момента, момента, зависимого от того, что есть подлинного и нравственного в этой связи, и от признания последней нравственной связью. – Наглость и поддерживающий ее рассудок не в состоянии постичь спекулятивной природы субстанциального отношения; но нравственно не испорченное чувство, равно как и законодательства христианских народов находятся в согласии с нею.
Прибавление
. Что церемония заключения брака излишня и представляет собою формальность, без которой можно было бы обойтись, так как субстанциальным является любовь, а последняя даже теряет в своей ценности благодаря этой торжественной церемонии, – это положение было выставлено Фридрихом фон Шлегелем в «Люцинде» и последователем его в «Письмах анонима» (Любек и Лейпциг, 1800). Чувственная отдача себя выставляется там как необходимое доказательство свободы и глубины любви, – аргументация, не чуждая соблазнителям. Относительно связи между мужчиной и женщиной следует заметить, что девушка, отдаваясь чувственно, жертвует своей честью, с мужчиной же, имеющим кроме семьи еще и другое поле нравственной деятельности, дело не обстоит так. Предназначение девушки состоит существенно лишь в браке; требуется поэтому, чтобы любовь получила форму брака и чтобы различные моменты, заключающиеся в любви, получили свое истинно-разумное отношение друг к другу.
§ 165
Природная
определенность полов получает, благодаря своей разумности, интеллектуальное и нравственное значение. Это значение определено различием, на которое нравственная субстанциальность как понятие раскалывается в себе самой, чтобы, исходя из него, обрести свой жизненный характер как конкретное единство.