Философия права. Учебник для вузов

Биндер акцентирует внимание на "безусловном принятии" государства, так как нет иной нравственности, кроме государства и права, и вне их нет никакой свободы[1116]. "Остается, однако, — замечает Биндер, — открытым вопрос: эта свобода и эта нравственность предполагают людей в их общественной обусловленности и связанности. Где же здесь остается, однако, индивидуальная свобода и нравственность индивидуальной жизни? Действительно ли должна нравственная ценность быть находима лишь в обществе и государстве?". Вопрос резонный и старый. Примечателен и биндеровский ответ на него. "Нет никакого сомнения, — писал он, — что на этот вопрос в смысле Гегеля следует ответить утвердительно"[1117].

Откровенно авторитарную интерпретацию гегелевских идей Биндер развивает в статье "Авторитарное государство". Лишь авторитарное государство, обладающее силой и волей "мочь требовать повиновения всех", отвечает понятию государства и имеет подлинную легитимацию. Авторитарное государство, противопоставляемое Биндером всякому либеральнодемократическому государству, в том числе Веймарской республике, есть "действительность духа", "истинная народная общность"[1118]. Выступая против всей системы Веймарской республики, он ратовал за установление авторитарного государства как "безусловной, категорической воли нации"[1119].

Биндеровские поучения юристов началам неогегельянской философии права тесно сочетались с критикой позитивизма в праве. Это ярко проявилось в его докладе на третьем конгрессе неогегельянцев в Риме (1933) "Обязательственный договор в системе гегелевской философии права". Юридические понятия, если их действительно постигнуть, говорил Биндер, предстают как философские понятия. Лишь философия, но никак не позитивная наука о праве, может обосновать их предпосылки. Для этого необходима спекулятивная диалектика, и "поэтому юрист должен стать гегельянцем"[1120]. Юрист не в состоянии понять предмет своей деятельности вне философии и без нее беспомощно противостоит понятиям своей дисциплины.

Спекулируя на самой по себе общеизвестной и верной мысли о важности философских подходов к праву, Биндер абсолютизировал неогегельянскую версию философии права и критически противопоставлял ее позитивной юриспруденции. Его призывы к юристам понимать подлинное право как "дух", "живое развитие духа", "цепь членов духовного организма, проистекающих из целого"[1121] — составная часть похода против режима буржуазной законности и правопорядка, похода, столь характерного для того времени. Эти неогегельянские обоснования и оправдания отступлений от законности откровенно противоречат вполне определенным положениям "Философии права" Гегеля о господстве законности и правопорядке в общественной и государственной жизни.

Приход Г итлера к власти и установление нацистского режима Биндер воспринял как учреждение ожидавшегося им авторитарного государства, наконец-то легитимированного и отвечающего своему понятию. Свои философско-правовые усилия Биндер направил на приспособление неогегельянства к нуждам гитлеровского рейха и их оправдание. "Должно быть показано, — писал он в 1934 г в работе "Немецкое народное государство", — что это государство, которым мы обязаны политической изобретательности Адольфа Гитлера, не только является осуществлением правильно понятого государства — государства идеи, — но оно также, если правильно его понимать, соответствует сущности народа, чьей формой жизни оно хочет быть"[1122]. Тема оправдания гитлеровского государства является ведущей и в другой работе Биндера, "Идеализм как основа философии государства", где неогегельянские разглагольствования о государстве как свободе и нравственности непосредственно приноровлены к "третьему рейху". Свою цель он прямо формулирует как внедрение в сознание людей мысли, что новое государство — "не монстр, не голая сила над стадом несвободных людей", так как, "несмотря на свой авторитет, благодаря которому он притязает на тоталитет жизни своих граждан, "третий рейх" соответствует понятию государства и в качестве вообще государства является не несвободой и принуждением, а действительной свободой"[1123].

Неогегельянские идеи Биндера разделял и развивал его ученик К. Ларенц, характеризовавший своего учителя как "философа-правохранителя"[1124]. Речь шла о неогегельянски трактуемом праве как "обязательном жизненном порядке народа"[1125]. В условиях фашистского режима Ларенц, определяя задачи философии права, акцентировал внимание на "постижении разумности данного, т. е. действительного, эмпирического права"[1126]. Право, замечает он, выражает "всеобщность разума", "разум предмета" и не может быть сведено к "абстрактным правилам", "к какому-нибудь случайному и абстрактному регулированию"[1127]. Гегелевские суждения о разумном праве Ларенц интерпретировал в духе дискредитации не только идей юридического позитивизма о правовых нормах, но и вообще позитивного права как определенных предписаний и правил.