Философия права

Примечание. Повесить законы так высоко, чтобы их ни один гражданин не мог читать, как это делал тиран Дионисий, или же похоронить их в пространных и многочисленных ученых книгах, собраниях решений, изложениях противоречащих друг другу суждений и мнений, _{236}обычаев и т.д. в еще к тому же – в книгах, написанных на чужом языке, так что знание действующего права оказывается доступным лишь тем, кто занимается учеными изысканиями, – все это является одинаково несправедливым. Правители, которые, подобно Юстиниану, дали своим народам хотя бы и бесформенное собрание законов, а тем паче такие правители, которые дали определенный и упорядоченный кодекс, не только сделались величайшими благодетелями этих народов и с благодарностью восхвалялись ими за это, но также совершили этим великий акт справедливости.

Прибавление. Сословие юристов, обладающее особенным знанием законов, считает часто это знание своей монополией, и тот, кто не из их среды, не должен будто бы рассуждать об этом. Физики точно так же отнеслись к учению Гете о цветах, потому что он-де не специалист и к тому же еще поэт. Но точно так же, как не нужно быть сапожником, чтобы знать, подходят ли башмаки к ноге, так и не нужно быть специалистом, чтобы обладать познаниями относительно предметов, которые представляют собою общий интерес. Право касается свободы, самого ценного и самого достойного в человеке, и он сам должен знать это право, поскольку оно для него обязательно.

§ 216

С одной стороны, мы должны требовать от официального кодекса простых всеобщих определений, а, с другой стороны – природа бесконечного материала ведет к бесконечным дальнейшим определениям. С одной стороны, объем законов должен быть законченным, замкнутым целым, а, с другой стороны – есть постоянная потребность в новых правовых определениях. Но так как эта антиномия имеет место в области специализирования всеобщих принципов, которые при этом остаются незыблемыми, то эта антиномия не ограничивает права на законченный кодекс, так же как и права на то, чтобы всеобщие простые основоположения, взятые сами по себе, отличные от дальнейшего специального их развития, были понятны и поддавались ясной формулировке.

Примечание. Впрочем, главным источником запутанности законодательства является то обстоятельство, что в первоначальные установления, содержавшие в себе несправедливость и являвшиеся таким образом чисто историческими, с течением времени проникает разумное, само по себе правовое, как это случилось с римским правом (§ 180), с ленным правом и т.д. Но важно понять следующее: сама природа конечного материала характеризуется тем, что применение к нему _{237}даже самих по себе разумных, внутри себя всеобщих определений приводит к бесконечному прогрессу. – Требование от кодекса, чтобы он был абсолютно законченным и не допускал дальнейших определений, представляет собою преимущественно немецкую болезнь. Это требование и недопущение издания так называемого незавершенного, т.е. недопущение действительного осуществления, на том основании, что оно не может быть вполне совершенным, являются результатом непонимания природы таких конечных предметов, как гражданское право, в которых так называемое совершенство есть непрерывное приближение, а также результатом непонимания различия между разумно всеобщим и рассудочно всеобщим и его применением к возрастающему до бесконечности конечному и единичному материалу. Le plus grand ennemi du bien est le meilleur (величайшим врагом хорошего является лучшее) – вот выражение подлинного здравого смысла, идущего в разрез с суетным рассуждательским и рефлектирующим рассудком.

Прибавление. Полнотой называется собрание всех отдельных частностей, входящих в состав одной сферы, и в этом смысле никакая наука, никакое познание не может быть полным. Когда говорят, что философия или какая-нибудь другая наука неполна, то напрашивается мысль, что нужно подождать, пока они не сделаются полными, ибо ведь может статься, что нехватает самого лучшего. Но таким образом ничто не будет двигаться с места, ни геометрия, в которой, хотя она и кажется завершенной, все же появляются новые определения, ни философия, которая, разумеется, имеет своим предметом всеобщую идею, однако все же может быть все дальше и дальше специализирована. Десять заповедей искони были всеобщим законом: не провозгласить закона: не убий, только потому, что кодекс не может быть полным, было бы явно нелепо. Каждый кодекс мог бы быть еще лучше; праздная рефлексия может смело это утверждать, ибо самое превосходное, самое возвышенное, самое прекрасное можно мыслить еще более превосходным, еще более возвышенным, еще более прекрасным. Но большое старое дерево все более и более разветвляется, не становясь от этого новым деревом; было бы однако глупо не сажать деревьев из-за могущих появиться новых ветвей.

§ 217