Философия психологии. Новая методология

Вершиной этой своеобразной мании величия стал XVIII век. Вера в «механизм» (под которой, разумеется, лежит истовая и безрассудная вера в закономерность) обусловила появление Рене Декарта, философские модели которого основаны как раз на этой дуальности, на этом противопоставлении «я» и всего остального. Как говорит по этому поводу замечательный исследователь немецкой классической философии В. Хесле, «в „Я“ Декарт нашел тот абсолютный фундамент, который был нужен ему для обоснования метафизики как науки. Особое значение „Я“, – продолжает В. Хесле, – состоит в том, что только в „Я“ нельзя усомниться, потому что оно – сомневающаяся инстанция: ото всего можно абстрагироваться, только не от того, что является условием возможности абстрагирования».[31]

Декарт подготовил основание не только для метафизики, но и для науки, поскольку таким образом создалась настоящая система отсчета (на что мы уже указывали выше, говоря о переходе от Сократа к Платону), собственно «научная система», дожившая до наших дней, правда заметно эволюционировав, воплотившись в релятивистской физике (копенгагенской интерпретации в особенности) – в виде разделения физического мира на наблюдаемую и наблюдающую системы, где первая описывается в терминах вероятностей, а вторая – в терминах классической физики. Так по-новому проявляет себя теперь точка обзора.

И именно Декарт подготовил триумф гегелевской философии и, что самое главное в данном контексте, – постулировал абсолютность системного подхода, построенного на ограниченном числе закономерностей, определив, что человек – это тот, кто может получить объективную истину научным методом. Окончательно и бесповоротно противопоставив человека миру, Декарт дал науке генеральный вектор развития на долгие столетия вперед. С этого момента вся наука будет стоять на этих противопоставлениях, на этих дуальностях, множа одну за другой закрытые системы знания.

Тем самым выиграли все, начиная с самого Декарта, который стал, таким образом, истинным классиком «рефлексологии», изложив свое видение двигательных актов, исходя из все той же дуальности – на этот раз души и тела; выиграла и сама наука, которая лишний раз утвердила за собой право на истину. Разумеется, все эти системы строились на допущениях, которые, правда, не могли быть осознаны в качестве таковых. А позже никто не обращался к критике оснований этих философских суперсистем, активно оперируя вместе с тем их результатами.

Лишь ради показательного примера небольшая цитата из книги Рене Декарта «Размышления о первоначальной философии»: «Я замечаю в себе некую способность суждения, которую я наверняка получил от Бога, также и все прочие вещи. А поскольку обманывать меня Он не желает, способность суждения дана мне таковой, что если я буду правильно пользоваться ею, то никогда не смогу ошибаться».[32] Этот фрагмент можно и не комментировать. Эти допущения, кажущиеся забавными и не стоящими внимания, на самом деле – страшная штука. С этого момента они преследуют философию системного мышления, и философы, даже зная о «слабости» подобных аргументов, подчас идут на них бессознательно. И причины вполне понятны – надо скрыть пробелы закрытой системы, создать иллюзию ее «целостности». Вот и появляется Бог, который «не желает» нас обманывать.

Коперник, Галилей, Ньютон, Ломоносов и многие другие имена ассоциируются в нашем сознании с этим триумфом закономерности, организующей науку. Все четко – однозначность научного знания, законы, которые возлежат на фундаменте абсолюта времени и пространства, и человек как венец природы, как ее покоритель и властелин. Сплошные кони Клодта на Аничковом мосту. Рост экономики, буржуазное государство, профессиональное образование и так далее и тому подобное – все это постепенно меняет представление человека о самом себе. Человечество переходит от «идеального религиозного мышления» к «механистическому». Деятельность и ценности эпохи предложили философии отправиться на покой. Она, как рассудило общество, уже выполнила свою «высокую миссию» – дала начало всем наукам, какой в ней еще мог быть толк? И ее спровадили на заслуженный отдых, отдав дань уважения многотомным «Памятником философской мысли».

Но все оказалось не так просто. Наука всегда подчеркивала разрывающую систему дихотомию религии – «я» и «Бог», и это дало результат. Акцентируясь на полюсах «идеализма» и «материализма», наука разрушила философию, но ей не довелось единолично водрузиться на трон целостного мировоззрения эпохи – победный кубок был отравлен, и, подобно прочим претендентам на высокий пост, она дала трещину на дихотомии – теории и практики.