Философия психологии. Новая методология

Мы оказываемся случайными свидетелями уличной потасовки, подходим, спрашиваем: «Что случилось?» Пострадавший отвечает: «Он меня ударил!» Вспоминаем теперь опыт с «переживаниями» электрона – разница кажется минимальной. Такой же вопрос задаем обидчику. Он говорит: «Этот меня оскорбил!» То же самое – от электрона ни ногой. Только мы с вами, исполняя роль третейского судьи, можем с большой долей уверенности установить («увидеть») то, чего подравшиеся пока «не видят»; мы усматриваем в происшедшем «отношении» не просто «взаимодействие», а причинно-следственную связь – «он его ударил, потому что тот его оскорбил». Пройдет какое-то время, и каждый из них окажется, конечно, далеко не самым объективным, но также «третейским» судьей, он будет «третьим», где первый – «тот», а второй – «он сам тогда». Они смогут осмыслить ситуацию, и один подумает: «Лучше б я промолчал…» – а другой: «Говорили мне – не реагируй ты на эти выходки» и т. п. Итак, установлена причинно-следственность отношений, именно эта способность есть не что иное, как критерий, по которому мы определим искомого «третьего», имя ему, полагающемуся на самого себя, он – «субсубъект».

Что ж, переходим к рассмотрению феномена субсубъекта. Произвольно выберем систему, например «организм человека». Теперь внутри выбранной нами системы возьмем для предметного рассмотрения две другие системы, непосредственно отвечающие за координацию тканевых ответов на изменение условий внешней и внутренней среды – нервную и эндокринную системы. В чем особенность их отношений, чем их отношения отличаются от отношений двух яблок в корзинке из детской задачки? По сравнению с двумя яблоками эти отношения носят очевидный причинно-следственный характер, и мы совершенно четко дифференцируем это и говорим: между нервной и эндокринной системами есть определенные отношения, а между яблоками их нет.

Рис. 23. Субъект и объект, причинно-следственные связи

На самом деле между яблоками также есть отношения, но они не причинно-следственны, и поэтому мы их просто не замечаем, нас неосознанно интересует только то, что нам кажется «целесообразным» (где «целесообразное» – производное уже не просто от отношения, а от причинно-следственного отношения). Целесообразность может быть алогичной, пустой и проч., но субсубъект должен ее чувствовать, в противном случае он просто не будет познавать (в привычных для него формах). Как раз тут, на уровне субсубъекта, и возникает феномен гештальта – выделение фигуры и фона. И надо всегда помнить, что всякий субсубъект по-своему строит картину мира (точнее, она у него строится), и это не продиктовано собственно фактами.

Все в природе находится в каких бы то ни было взаимоотношениях друг с другом, поскольку, грубо говоря, нет в природе того, чего нельзя было бы соотнести с чем бы то ни было иным. Если есть взаимоотношения, значит, правомерно говорить о неком взаимодействии, но последнее для субсубъекта всегда носит причинно-следственный характер. Почему мы не видим всей совокупности этих отношений и взаимодействий в действительности? Это своего рода охранительный рефлекс – если бы дело обстояло иначе, все было бы совершенно по-иному, а возможно, что и не было бы вообще.

Итак, мы «не видим» этого в действительности, потому что в действительности человек по самой природе своей видит только «логичные для него» или, иначе, «целесообразные» отношения или связи. Это естественный результат эволюции: я «вижу» только то, что имеет смысл «видеть». Именно здесь исток понятий «видимого спектра» и т. д., по этому же поводу есть и замечательное высказывание И.П. Павлова, который говорил, что, если исследователь не определился с тем, что он хочет найти, он «не увидит и фактов».

Оговоримся здесь, что процессы познания и мышления субсубъекта различны и неправомочно говорить о «целесообразности» изъятия образов из общего поля, в котором они локализуются в ментальных системах человека в процессе мышления. Этот вопрос не праздный, поскольку проясняет сложные аспекты процесса самопознания. «Иррациональное», то есть нецелесообразное мышление, сталкивается с «рациональностью», то есть с целесообразностью причинно-следственного познания. Человек, занимающийся самопознанием в одиночку, подобен ученому-путешественнику, который изучает верхушку айсберга, не предполагая наличия доброй части этой махины под водой. И именно поэтому мы говорим, что самостоятельное самопознание – вымысел, этот процесс возможен только при наличии собеседника, выводящего на свет познания (прямо или косвенно) нерациональные (нецелесообразные) структуры, сидящие в мышлении.

Рис. 24. Целесообразность