Философия саудаде

Согласно эволюционному трансформизму Пашкуайша, вселенная выражает духовную природу, состоя из комплекса сил, которые из физико-химических превратились в биопсихологические. При этом он отталкивался от духовного принципа, прослеживая процесс самосозидания, находящий свою кульминацию в человеке, чья духовная деятельность превращает его в сознательный и эмоциональный синтез вселенной в ее постоянном восхождении к Богу. Ему на долю выпала высшая миссия «закончить несовершенное создание, начатое Богом», быть «искупителем вещей» и «исправить дело Иеговы». Таким образом, наш поэт-философ думал, что «за каждым человеческим искуплением следует новое божественное создание, в восходящем возвращении по спирали и без конца, в котором Бог – это Эдем во плоти нового, духовного Адама»[10].

Но поскольку человек, являясь сотворенным, представляет собой угрызение совести или результат раскаяния Творца, он и в себе чувствует это раскаяние, которое, одновременно являясь трансцендентальной причиной религиозного чувства, оказывается также драматичным саудаде по его божественному происхождению, по Богу в себе и всему тому, что содержалось в первом порыве генезиса, предшествующем его грешной и расщепляющей объективации[11].

К этому метафизическому видению восходит концепция саудаде у Пашкуайша как «воспоминание о далеком совершенстве, пережитом, возможно, в ином мире и одушевленным стремлением к новому Совершенству», в котором пересекаются сотворенное и творение, зло божественного происхождения и добро человеческого происхождения – причина, по которой оно было сущностью Космоса и мировой душой. Поэтому, благодаря исходящей из саудаде деятельности души, динамическому синтезу воспоминания и желания, творение, падший Бог сможет вернуть себе божественную полноту, осуществив таким образом Возвращение в Рай.

Если метафизическое видение саудаде как воспоминания о предшествующем и исконном совершенстве, пережитом, возможно, в мире, отличающемся от нынешнего, с одной стороны, кажется отражающим связь мышления Пашкуайша с воспоминанием Платона, то, с другой стороны, оно четко возвращает нас к идее автора Любовной эпанафоры, считавшего, что саудаде – это «живое желание, прочное воспоминание, с которыми мы духовно предвкушаем то, чего никогда не видели, не слышали и что для нас далеко и неопределенно».

Думая в ортодоксально христианской перспективе, отличающейся от гетеродоксального учения Пашкуайша, мыслитель XVII века также заявлял, что саудаде – это «часть естественного стремления к соединению всех привлекательных и подобных друг другу вещей», происходящее от отсутствия, связанного с отделением друг от друга этих вещей, которое, хотя и понимаемое иначе, также в значительной степени совпадает с мыслью автора Запретной земли, ибо оба ссылаются на заключительный смысл тоскливого воспоминания и исконного онтологического единства, уступивших свое место расщеплению и множественности существ, мечтающих вернуться к этому первоначальному потерянному единству и более совершенному онтологическому статусу, который когда-то у них был.

Следует также заметить, что как мыслитель эпохи барокко, так и поэт-философ из Марана четко различают в саудаде, наряду с его наиболее непосредственным, конкретным, единичным, повседневным и человеческим выражением, его космическое измерение, более возвышенное и трансцендентальное саудаде, предметом которого является само божественное существо.

В мышлении Пашкуайша, что касается человека, саудаде предстает в двойном плане. Один из них является психологическим и чисто сентиментальным, а второй – метафизическим. Фактически саудаде как чувство является синтезом памяти, или воспоминания, и желания, или надежды, объемля поэтому одновременно болезненное воспроизведение или воссоздание прошлого и элементы будущего, при этом и то и другое связаны с конкретными и неповторимыми людьми и ситуациями.

Как это видит певец Марануса, здесь не исчерпывается содержание и смысл саудаде, ибо в основе его лежит воспоминание о состоянии, предшествующем роду человеческому, сотворению мира, когда человек еще был неопределенной возможностью, содержащейся в первоначальном единстве божественного Духа, обращенного в равной мере к желанию или надежде, являющимся его динамическим элементом и заключающимся в восстановлении или воссоздании первоначального единства, существовавшего до падения божества, которое было созданием человека и которое он должен искупить. Как писал Пашкуайш в 1913 г., «благодаря Саудаде человек помнит о том духовном существе, каким он был», так как «оно устанавливает контакт между нашей жизнью и теми далекими жизнями, которые мы когда-то прожили, а также и будущими жизнями, которые положат конец нашей смерти»[12].