В этой духовной установке отчетливо усматривается прочность нового места мысли в стихии человеческой жизни. Оно заключено теперь в практической по преимуществу деятельности, данной в бесконечной перспективе прогресса. В заново обретенном земном мире как бы угасает интуиция "конца и свершения всех дел", бывшая одним из смысловых центров европейской культуры предшествующих веков. Это сказалось и на почти инстинктивном неприятии духа завершенных философских систем. В статье "Системы", помещенной в знаменитой французской "Энциклопедии, или Толковом словаре наук, искусств и ремесел" и принадлежащей одному из ее редакторов Д'Аламберу, выносится суровый приговор этой моде еще недавнего времени: "...такие системы, будучи далеки от того, чтобы рассеять содержащийся в метафизике хаос, пригодны лишь для того, чтобы поражать воображение дерзостью следствий, к которым они приводят, обольщать рассудок ложной видимостью очевидности, поддерживать в рассудке самые чудовищные заблуждения, увековечивать споры и тем самым запальчивость и озлобление участников этих споров". Слов нет, существуют системы, поражающие наш ум красотой и архитектурным великолепием искусства человеческого интеллекта, но это всегда постройки на слабом фундаменте, и "хотя это творение возвышенного ума, творение все части которого расположены в восхитительном порядке, никто не окажется столь мало мудр, чтобы пожелать поселиться в этом здании". Что же может противостоять системам, претендующим на завершенность? Антитезой для них являются "системы, основанные на фактах". Факт, а не отвлеченный принцип - вот что образует подлинную точку опоры в деятельности человеческой мысли. Образец истинных систем усматривается в физике Ньютона, "которая опирается на эксперименты и которая их осмысливает посредством строгих и точных рассуждений, не прибегая к туманным объяснениям".
Очевидный сдвиг в общей мыслительной культуре Просвещения от разума метафизического к разуму научному представляется чрезвычайно важным для понимания логики развития европейской философии XVIII в. Недоверие к метафизике преобладало в настроениях деятелей Просвещения. Локку принадлежит впечатляющее сравнение метафизика с человеком, не имеющим средств, не знающим и того, какие деньги в ходу, но ведущего счет огромными суммами, пользуясь для этого жетонами, которые он именует "луидорами", "ливрами", "экю". Но все манипуляции такого рода ничего не меняют по существу, их суммы остаются суммой жетонов. Так и у метафизика, какими бы рассуждениями он не занимался, его заключения остаются всего лишь словами. Острое ощущение чисто вербальной природы метафизического творчества рождено приятием и высоким доверием к тому употреблению Разума, которое практикуется в сфере научного труда. В моду входит стиль философствования, отличавший Локка, проникнутый ясностью формулируемых утверждений, уважением к данным опыта и уклоняющийся от сомнительных метафизических поползновений. Следует отметить, что решительность ньютоновского отказа от выяснения природы тяготения, не помешавшего ему создать впечатляющую систему мира (своего рода образцовый продукт образцового использования человеческой разумности), произвел сильное впечатление на формировавшуюся стилистику просветительского мышления.