Философия войны

— Те большие пространства, о которых я говорил, предполагают существование мощных вооруженных структур. В случае Евразии это означает создание на базе Российской армии и армий стран СНГ единой интегрированной мощной евразийской армии, как стратегического выражения экономических и политических структур ЕвроАзЕС, СНГ. В принципе в мае 2002 года был подписан между ВС стран СНГ Договор о коллективной безопасности, что является конкретным шагом в этом направлении. Я предвижу в будущем ускоренное развитие самостоятельных от США и даже от НАТО европейских ВС с опорой на франко-германские войска, так называемые Eurocorps.

Обратите внимание, что и сами американцы сегодня не совсем ясно представляют себе, как решить вопрос суверенности — в том числе и стратегической — в новых условиях. Они колеблются между глобализмом и индивидуальной государственной суверенностью: то они проводят практически единоличные операции (со своими прямыми союзниками и историческими предшественниками англичанами), то обращаются за помощью и санкциями к Совету Безопасности ООН. У США налицо некоторая раздвоенность. Органичнее всего будет для них ограничиться ролью американского большого пространства, вернувшись к масштабу доктрины Монро и последовав проекту правых республиканцев, давно уже утверждающих вместе с Пэтом Бьюкененом, что «США, выиграв битву за мир, проиграли битву за собственную страну, сохранение собственной американской идентичности входит в жесткое противоречие с глобальными интересами США» (П. Бьюкенен «Смерть Запада», 2002).

Я убежден, что будущее Российских ВС лежит только в процессе их превращения в евразийские ВС, перед которыми будут стоять намного более масштабные задачи, соответствующие великим героическим традициям нашей Российской армии. Они должны отвечать за безопасность всего евразийского большого пространства.

Это предполагает три уровня.

Первый — сохранение ядерного оружия, как главного средства сдерживания в отношении потенциальных угроз со стороны других больших пространств. Более того, нашим национальным интересам вполне созвучно и то, чтобы ограниченным ядерным потенциалом обладали и иные большие пространства. Иными словами, пролиферация ядерного оружия — сегодня вполне в интересах Москвы. В первую очередь, Европа. Сильная, независимая и могучая ядерная Европа, свободная от американского стратегического кураторства, была бы важнейшим гарантом безопасности России, всей Евразии.

В этом отношении России чрезвычайно выгодно развитие российско-европейского военного сотрудничества, учет нашего ядерного потенциала, как важнейшего гарантийного фактора стратегического становления независимой Европы.

На втором месте выгодно нам сотрудничество в этой области с рядом азиатских блоков и больших пространств.

Я убежден, что однополярность либо добровольно, либо принудительно рухнет — она явно созидается поспешно и не вовремя, и в ситуации этого кризиса Россия должна сохранить пусть урезанную, но все же довольно выпуклую геополитическую и стратегическую субъектность, что невозможно без сохранения и даже укрепления ядерного потенциала.

Именно геополитические задачи диктуют логику военной реформы российских ВС. То, что мы сегодня делаем в силу экономической необходимости — продажа оружия и военных технологий, делегирование военных экспертов и советников и т. д., — пока осуществляется спонтанно, как вынужденное средство выживания военного организма. На мой взгляд, нам следует вписать это в более открытую и прозрачную стратегию: если мы от концепции Российской армии перейдем к концепции евразийской армии и выдвинем тезис об открытой поддержке стратегической многополярности, те же самые процессы приобретут логичность, последовательность и цельность. Новый и вполне понятный смысл приобретет и экспорт вооружений: как важнейший гарант безопасности многополярного мира, Россия сможет продолжать и развивать эту деятельность открыто и последовательно, продуманно и планомерно.

На мой взгляд, Европа заинтересована в таком повороте событий не менее, чем Азия. Военно-политическое партнерство и сотрудничество с Европой могло бы свидетельствовать и о нашей открытости Западу, быть наглядным проявлением нашего демократизма, гуманности, цивилизованности, но при этом вполне соответствовать и нашим прямым геополитическим, евразийским, имперским (в лучшем смысле этого слова) интересам.