«Философия войны» в одноименном сборнике

Первенство воспитания над обучением в школьном деле столь же ясно и очевидно, как и в собственно военном. Мы должны считать это аксиомой. Организация Школы — это прежде всего организация преподавательского состава, создание крепкого учительского сословия — пирамиды, основанием которой служат кадры народных учителей, а вершиной — профессора университета. Народному учителю надо создать в стране положение, которого он до сих пор был лишен. Повысить уровень учительских семинарий, приравняв их к средне-учебным заведениям. Дать учителю чин офицера запаса и все связанные с офицерским званием преимущества на все время его учительской деятельности?.

?

Народный учитель должен быть также инспектором допризывной подготовки своего района, а также членом воинского присутствия при призыве новобранцев его села. Отбывая лагерные сборы, он будет иметь под своей командой — как офицер запаса — своих бывших учеников, которые, таким образом, будут подвергаться его Роковой ошибкой Милютинского устава 1875 г. было «освобождение» педагогов от воинского долга. Интеллектуальный отбор страны — Школа — исключался из рядов Армии. Мы уже имели случай разобрать антигосударственные положения этого Устава. Сто тысяч тщательно подготовленных и тщательно отобранных народных учителей- офицеров дадут нам могучий кадр — закваску и фундамент российского просвещения. Столь же тщательно следует отобрать преподавательский состав средней школы, ответственность которого еще более велика. Особенное внимание следует обратить на преподавателей родной Истории и Словесности, как способных оказать решающее влияние на формацию учеников. Философские дисциплины — Психологию, Логику и собственно Философию — надо поручить священнику-законоучителю либо педагогу с богословским образованием. Рационалистическая трактовка этих предметов, не осмысленная и не одухотворенная Православием, выхолащивает их, лишая их глубокого содержания, и готовит интеллектуальных инвалидов.

Что касается высшей школы, создающей отбор страны, то преподавательский состав ее принадлежит уже не к учительскому, а к ученому сословию. Ученики же — студенты — полноправные члены Общества и Государства. Высшая школа должна быть целиком включена в государственную жизнь.

Очертив великое назначение Церкви и Школы, создающих дух страны, перейдем к печатному слову, выражающему общественное мнение.

* * *

«В начале бе Слово, и Слово бе к Богу — и Бог бе Слово» (Иоан.1,1). Слово, таким образом, божественно. В устах человека оно является первым признаком образа и подобия Божия. Это — самое грозное оружие, которым располагает и будет располагать человек. Но созданный по образу и подобию Божию человек бывает грешником и преступником. Так и слово его бывает тогда отравленным и приобретает великую разрушительную силу.

Если в нашем государстве Церковь и Школа на высоте, то организм страны здоров. А в здоровом теле — и здоровый дух. Отравленного слова тогда нечего бояться: страна прикрыта от ядовитых стрел надежной броней. Да и самой отраве неоткуда взяться. Наоборот, когда в стране нет здорового духа, отравленное слово бьет наповал. Как бы ни напрягало все свои силы правительство, какие бы меры пресечения оно ни предпринимало в борьбе с растлевающим печатным словом — оно эту борьбу проиграет. Ибо нельзя бороться со внешними проявлениями зла, не устранив его первопричины. влиянию и его офицерской шлифовке все время, уже далеко перешагнув за детский и даже за юношеский возраст.

В этом безнадежном положении находилось Российское правительство времен упадка Империи второй половины XIX и начала XX столетия. Дух России был поражен принижением Церкви и разложением Школы. Только в этой упадочной обстановке и возможен был успех — и самое появление — болезненных наростов, патологической литературы Белинского, Герцена, Чернышевского, Писарева, Михайловского — людей столь же озлобленных, как и бездарных. И лишь патологическим состоянием организма страны можно объяснить себе засилье этих «властителей дум». Убогая философия Льва Толстого — рассуждения средней руки папуаса — кажущаяся такой жалкой и примитивной в половине XX века — в свое время, на рубеже двух столетий, казалась евангелием смертельно больному обществу.

Правительство тратило зря свои последние силы. Оно боролось с дымом, вместо того чтобы бороться с огнем, и своей борьбой с «запрещенными» авторами лишь создавало этим последним совершенно незаслуженный ими ореол «мучеников идеи», а обманутому стаду «малых сих» — прелесть запрещенного плода.

В благоустроенном государстве не должно быть вредной печати за отсутствием уязвимых мест. На здоровый организм этот яд не должен действовать. А если действует, то это значит, что в нем появилась трещина, которую, как можно скорее, надо залечить.

* * *

Само собою разумеется, свобода печати в военное время должна подвергнуться ограничениям. Она несовместима с общей дисциплиной государства во время войны, как несовместимы, например, торговля и вольные профессии с отбыванием воинской повинности.